Камушки

— Татьяна Андреевна говорила, вы хотите меня на реабилитацию пристроить?

— Думал. Согласишься?

— Пожалуй, да, если это помогает. Надоело за стенку держаться.

Таким образом, отлежав в больнице полтора месяца, Гриша перебрался в реабилитационный центр, где провёл ещё две недели, а в начале января, почти без синяков и с ёжиком на голове, но всё ещё с головными болями и тошнотой, вернулся в усадьбу, как раз к Рождеству и рождественским гостям. Приехали Антонина с мужем и детьми да Вероника на каникулы. Это получилось кстати, выздоравливающий художник решил пописать кое-кого для семейного портрета — Татьяна Андреевна от заказа не отказывалась.

На Рождество удалось всех вывезти в церковь — и даже Гришу, потом накрывали большой праздничный стол. Татьяна Андреевна светилась от счастья — столько радости сразу: все дочери собрались, муж, зять, внуки, Гришу выписали — и Рождество! Усадьба наполнилась шумом, детскими голосами, санями, лыжами, коньками. Появились подарки под ёлкой. Их принесли в ночь на 7 января, только все спали и ничего не видели, лишь девочка — кажется — слышала сквозь сон звон колокольчиков, но она не совсем была уверена. Однако подарков оказалось так много, что досталось всем, даже Грише, Макару Ильичу, Петровичу и Любови Дмитриевне.

13

Но рождественские каникулы — не летние, пролетают быстро — глядь, вот уже гости собираются уезжать. У детей подозрительно увеличивается количество и тяжесть ручной клади, но эти маленькие террористы упорно отказываются урезать свои аппетиты, отчего в последние перед отъездом два дня сия тема настолько затмила все остальные, сообщая о себе, с одной стороны, оглушающим рёвом и возмущёнными восклицаниями — с другой, что возникла опасность не уехать никогда. Савов успел сделать несколько этюдов с Вероники и Тони, надеясь ещё пописать их при солнечном освещении, как только композиция окончательно созреет.

Накануне расставания за вечерним чаем Гриша неожиданно сказал: «Мне надо уехать. На сколько, не знаю — есть дела в городе», — чем, естественно, вызвал у хозяйки, да и у некоторых других членов семьи, вполне предсказуемое лишение дара речи.

— Мама, ты не волнуйся, — Антонина решила пояснить ситуацию. — Мы всё обсудили, только не хотели вас волновать заранее. Он с нами поедет, мы одно купе зарезервировали, поместимся. И в городе, если что, наша семья Грише всегда рада — переночевать пустим, и покушать, и постираться.

— Так ведь… — Татьяна Андреевна растерялась. — Ты вернёшься, Гриша?

— Надеюсь, — ответил молодой человек и почему-то посмотрел на Глашу, для которой известие об его отъезде стало неприятной неожиданностью. После выписки они практически не оставались наедине, не сказали друг другу и десятка слов, даже с Вероникой и Тоней Гриша общался больше и охотнее, чем с ней. А Татьяну Андреевну и вовсе этот отъезд пугал. Только-только, как ей казалось, её подопечный пообвык, отогрелся у домашнего очага, немного оправился от травм душевных и физических. А как хорошо, как весело все вместе строили снежную крепость, катались на санях (у Лупелиных сохранились аж двое финских саней!) и лыжах! Что будет теперь, что ждёт его в N, трудно предугадать. Бывшие друзья-художники, эта страшная квартира, его девица — вдруг опять засосёт, он ведь такой слабохарактерный — она-то знает! Ах, мама Таня уже принялась переживать!

Последний гостевой день в усадьбе пролетел мгновенно, суматошно, сумбурно, в сборах, слезах, детских и маминых. Гриша старался никому на глаза не попадаться и особенно избегал остаться наедине с Глашей. Её это повергло в уныние, хотя за хлопотами девушка не успевала вполне предаться жгучим страданиям. Родители поехали на вокзал, но Глаша отговорилась усталостью, и её оставили дома. Видя, что Гриша не намерен сказать ей на прощание ни единого тёплого слова, она, надеясь, что никто не заметит, за несколько минут до отъезда убежала к себе и там расплакалась от обиды и разочарования. Знай девушка, как в это время терзался её мучитель, ей, возможно, стало бы ещё горше, но она о подобном положении вещей не догадывалась.

14