Камышовый кот Иван Иванович

А ещё Федюшка видел некий оттенок лёгкого презрения, с которым его воспитанник смотрел на кошек. То есть — вообще на всех котов домашних… Ну, может быть, то была просто ирония: дескать, тоже мне родственнички, братья и сестры нашлись, только и ждут, что им кто-нибудь подаст пропитание, пятки готовы лизать кому угодно, даже врагам своих хозяев всего лишь за блюдце молока или за кусочек колбаски!

Сам же Иван Иванович никогда и ни у кого не просил еды. Даже у Феди, своего любимца. То, что Брянцевы кормят его, он воспринимал, как должное… Вообще надо сказать, что именно в доме, в стенах и под кровом он проводил не так уж много времени. Конечно, и в доме у него было «своё» место, даже два, одно для зимы, коврик в Фединой и Николая комнате, рядом с печной лежанкой, другое — летнее, тоже коврик, но в коридоре, перед дверью на крыльцо. Но даже и в холодное время он редко возлежал на этих ковриках. Летом он вообще предпочитал два логова на воле, им самим обустроенных. Одно помещалось на верхушке старой берёзы: там когда-то на тележном колесе гнездились аисты, но потом они перебрались на дерево чуть подальше от дома, а колесо осталось. Вот это колесо, прочно, искусно и надёжно выстланное травами, пухом и шерстью (Федя, однажды вскарабкавшись на берёзу, был поражён: как это удалось коту столько всего затащить туда и столь мастерски уложить!), и стало «верхним» гнездом брянцевского найдёныша. И — своего рода наблюдательным пунктом, сторожевой заставой и засадой: именно оттуда, с верхушки берёзы, возвышавшейся над двором, Иван Иванович нередко вылетал стрелой, чтобы с оглушительно-резким воплем упасть на какого-либо врага хозяйской живности, по воздуху или по земле проникшего во двор…

Второе же логово он обустроил себе на краю огорода, в земляной щели, которая когда-то, до появления в брянцевском доме холодильника, служила ледником. Эта щель уже много лет была заброшена и почти уже обвалилась, осыпалась. Уроженец приозёрного берега, хорошо поработав своими лапами и огромными когтями, и там оборудовал себе логовище-нору. Но в неё он забирался чаще всего, когда летом наступала ломовая жара… Однако жизнь показала его хозяевам, что и там, подрёмывая, он остро чуял приближение своих возможных супротивников.

И вот, при том, что Иван Иванович столько времени, говоря талабским словцом, «блыкал» вне дома, проводил в огороде, в саду, в зарослях окрестной природы, — всех Брянцевых приводила в сущее изумление чистота его шерсти. Само собой, ни о каких даже микроскопических признаках шелудивости, блохах и тому подобной нечисти не шло и речи. Но Федя, самым тщательным и пристальным образом рассматривая своего воспитанника, приходившего в дом после целодневной отлучки, ни разу не разглядел на его шкуре ни песчинки, ни пушинки, не то что репейных шишек или каких-либо колючек. Приёмыш всегда выглядел так, словно его хорошо просушили феном после тёплой ванны. «Даже с шампунем!» — добавила Верушка, которой однажды пришло в голову подобное сравнение. Она же придумала и следующее ласкательное прозвище: «котик-чистоплотик». После чего Федюшка, не терпевший соперничества в словотворчестве, сочинил ещё несколько строк поэтической хвалы своему любимцу: Как чист найдёныш камышовый наш, Хоть справа на него, хоть слева гляжь. Таких же чепурушных не отыщешь Других зверей, хоть повстречай их тыщу!

Правда, Верушка опять навела на него огонь своей критики: дескать, «гляжь» и «чепурушный» — это по-талабски, а не по-русски, и надо книгочею выучиться литературному языку, прежде чем за стихи браться. Но на этот раз юный автор лишь лениво отмахнулся: «Язва ты, Веруха, и ничего в поэзии не понимаешь!..» Что же до образцового санитарно-гигиенического состояния одомашненного дикого кота, то оно, вероятнее всего, тем и объяснялось, что он действительно очень любил купаться. Летом — в ближней речушке, бегущей по дну древней старицы к Талабскому озеру, зимой в снегу, в только что наметённых сугробах, радостно в них кувыркаясь и столь же радостно мяукая. К тому же сама шерсть Ивана Ивановича, плотная, гладкая и твёрдая, не давала возможности всяким соринкам прилипать к ней и застревать в ней.