Канал имени Москвы. Лабиринт

«Вы все сошли с ума», – подумал брат Дамиан. Потом смерил Зосиму взглядом:

– И что, ты хочешь, чтобы я вышел к ним в исподнем? – поинтересовался он.

3

Двумя часами ранее, до восхода, когда в небе плыла полная луна, Калибан направился к камере, где воришки ожидали суда. Когда-то он и сам провёл в ней некоторое время за небольшое ослушание. Под стать провинности наказание было нестрогим. Калибану даже позволили читать. Пол и стены камеры были бетонными, оставаясь холодными и зимой, и летом. Откидная пристенная койка была под небольшим наклоном, так что, едва заснув, он сразу же оказывался на полу. Сутки Калибан не жаловался, пытался спать сидя, упершись ногами, потом на полу, но промёрз до костей. Понял, что чревато воспалением лёгких, и решил не спать вовсе. На исходе третьих суток опухшего от бессонницы и трясущегося от холода Калибана наконец вывели из камеры. Брат Дамиан его по-отечески обнял. Калибан, конечно, не расплакался, как недавно чужак-воришка после очищающего потока, но обмяк в объятиях Светоча Озёрной обители. Монахи умели добиваться своего.

Сейчас, подходя к камере, Калибан понял, что находится в коридоре не один. Приподнял лампу. Тусклый свет упал на красное и всегда немного потное лицо Малого. Увалень младший сынок брата Нестора, распорядителя в Храме, того, что ставил чужака-воришку под благостные струи, имел ещё одно прозвище – Мясник. Для сына брата Нестора, дружка и конфидента самого брата Зосимы, открывались блестящие перспективы. Но Малой предпочёл нести послушание в застенках. Даже Калибан находил склонность Мясника к пыточным подвалам патологичной.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Калибан. Небольшие глазки Мясника маслено заблестели, он был в кожаном фартуке, собственно, Калибан понял, зачем Малой тут.

– Брат Дамиан велел их не трогать, – предупредил Калибан.

– Всё вынюхиваешь? – осклабился тот.

– Скоро суд. – Калибан пожал плечами.

– Вот я и внесу свою лепту.

– Ты что, не понимаешь? Процесс открытый. После суда их получишь.

– Поработаю пока с глухонемым, – голос Мясника выражал нетерпение. Помимо кожаного фартука он прихватил цепь с металлическим ошейником и длинный стальной прут. – Он не особо разговорчив. Ты ж нас знаешь, следов не оставляем.

Калибан посмотрел на цепь и стальной прут – тот тоже можно было крепить к ошейнику. Видимо, Малой решил оттащить «глухонемого» братца в пыточные подвалы. Интересно, что он сказал охране? Или те заснули… Скорее всего, играют в карты с подельниками Малого, там у них тепло. А воришки за кованой дверью под семью замками, да после очищающего оглушения… Куда им деться?

– Малой, ступай лучше к себе, пока не поздно, – вдруг сказал Калибан. И ощутил какую-то тоскливую тяжесть в груди. Там что-то было не так, за кованой дверью с семью замками. Но ему необходимо туда войти, пока действительно не стало поздно.

– А то что?! – огрызнулся Малой. Позвенел ключами. – Прочь с дороги, хромая обезьяна! У тебя своя работа, у меня своя.

– Не делай этого, – попросил Калибан.

Но Мясник уже грубо отпихнул его плечом и, также звеня ключами, принялся отпирать замки. Когда слетел последний тяжёлый засов, всё внутри Калибана замерло. Но ничего не случилось.

Малой отворил дверь, посветил лампой внутрь камеры, зачем-то облизнув губы. Сделал шаг вперёд. Калибан прошмыгнул вслед за ним, но тут же юркнул в сторону и замер у глухой стены.

Чужак-воришка стоял к ним спиной по центру камеры. Голова закинута вверх, будто он пытался что-то разглядеть в узкой прорези окна или просто решил полюбоваться ночным небом.

– Я тебя знаю, – негромко сказал он. Спокойно обернулся и посмотрел на Калибана. Руки его были развязаны. – И знаю, что тебе что-то известно.

Его «глухонемой» братец, не шевелясь, большой бесформенной кучей сидел в тёмном углу. Калибан вдруг ощутил необходимость сглотнуть.

– Что тут происходит?! – начал Малой. – А ну! Да ты руки развязал?! Я ж тебя похороню!

Малой, Мясник, сделал ещё шаг вперёд. Поднял над головой цепь, раскрутив её, и с силой запустил в человека, что стоял по центру камеры, – то ли собирался сбить с ног попаданием в голову, то ли оплести, заарканив его, словно дикого зверя, и завалить на землю. Калибан почувствовал неприятно-острый запах возбуждения Малого. Свой стальной прут тот выставил вперёд.

А дальше произошло то, чего Калибан никогда не видел. Человек, стоящий в центре камеры, чужак-воришка, поймал цепь на лету, даже не глядя на Малого. Резко потянув, вырвал цепь из рук Мясника, совершил незаметный выпад, и вот цепь уже обвилась вокруг грузного тела Малого.

– Мы бы и так вышли отсюда, – сказал этот человек, но обращаясь только к Калибану. – Да уж коли вы здесь, это упрощает дело.

Калибан молчал. Малой, напротив, заорал. У него оказался визгливо-высокий голос, похожий на голос евнуха. Чужак-воришка не изменился в лице, лишь с пугающей грацией вскинул руку и дёрнул на себя. Наделав грохоту, Малой рухнул на пол камеры. Теперь он визжал, как свинья, которую режут. Ещё один молниеносный выпад руки, и горло Малого сдавило цепью.