— Люба! — сказал Вареник. Глаза его неожиданно заморгали. — О прошлой неделе сон мне был, Люба. Будто дитенком ты мне представилась… И матка покойная будто с нами. И вот уже семь лет прошло… — Голос его сорвался.
— Это у вас нервы, папаша, — уверенно сказала дочь. — Здесь у нас есть один знакомый хирург. Он у меня тоже нервы лечить.
Стоявшие в углу на столе золоченые часы протяжно прозвонили. Справа за стеной раздался плач.
— Надо иттить, — сказала дочь, озабоченно оттопырив губы. — Маркс пробудился.
— Кто? — спросил Вареник. И все у него внутри похолодело.
— Дитё проснулось. Сын. Хоть мы его еще и не окрестили, а я его уже Марксом зову. — Она усмехнулась. — Может, хотите взглянуть?
Не ожидая ответа, она пошла вперед, чуть покачивая в такт походке крутыми бедрами. Вареник машинально поднялся со стула: он был как во сне. У двери вслед за дочерью он приподнял рукой плотную портьеру, расшитую серебряными лилиями. «На штаны бы», — невольно подумал он. Но мысль промелькнула, как молния, растворяясь в нараставшей тоске. Совсем не так предполагал он свидеться с дочерью, и все было не то. «Эх, не то», — думал Вареник, стоя уже над колыбелью ребенка. Он глядел на сморщенное от плача маленькое лицо, утопавшее в шелковых подушках, и не мог себе уяснить, что это его родной внук. «Как царенка закутали», — подумал Вареник, окидывая глазами пышную коляску.
— Тоже от панов нам досталась, — сказала дочь, подметив взгляд Вареника. — И на рессорах, гляньте!
Она выкатила коляску на середину комнаты. Ребенок еще пуще залился плачем. Рот его растянулся, глаза собрались узенькими щелками, и все лицо вдруг до ясности напомнило Варенику лицо Степана, когда, стоя на пороге, тот приглашал его на крестины. Сзади раздались шаги. Сам Степан шел к нему навстречу.
— Папаша! — воскликнул он с деланным изумлением. — Кого я вижу! Предок нашей семьи…
Он расставил руки якобы для родственного объятия. Но, встретив взгляд Вареника, внезапно остановился.
— Что же ты самовар им не согрела? — накинулся он на жену. — В кои веки папаша собрались к нам в гости, а ты их здесь моришь голодом.
В голосе его явно звучала фальшивая нота.
— Ежели только для мине, — сказал Вареник, — так я уже пил чай на станции.
— И еще выпьете! — воскликнул зять. — Как же так можно? Хоть мы супротив вас и пролетарии, одначе, угостить завсегда можем. Это у нас в партии так и зовется — смычка с кулаком.
Он нагло рассмеялся. Вареник почувствовал, как сдерживаемая внутри ярость вот-вот готова прорваться наружу. Но что-то его заставило смолчать.
Степан прошелся по комнате.
— В самый раз поспели, папаша, — сказал он, потирая руки. — Завтра опосля обеда крестины. Слышь? — обратился он к жене. — Коньяк из ГПУ обещались доставить… Прийдется, понятно, кой-кого из агентов ихних позвать.
— Байкалова позови, — лениво отозвалась жена. — Этот хоть не брешить про расстрелы. А я не могу слухать про такое — у мине нервы болять.
— Как хотишь, — согласился Степан. Он подошел к коляске и самодовольно усмехнулся, взглянув на сына. — Тоись как вылитый, — сказал он, поворачиваясь к Варенику. — Весь в мине.
Он наклонился к ребенку, скорчив гримасу:
— Аг-гу! С коммунистическим приветом вас, Маркс Степаныч!
Вареника передернуло.
— Все-таки хотишь его так назвать? — спросил он зятя. — Эх ты, шпингалет! У покойного барина, что ездил к нам на охоту, борзую собаку так звали.
Степан фыркнул.
— Ты только послухай их! — обратился он к жене. — Даже совершенно смешно, что они говорить. Ах, папаша, папаша! — Он на секунду остановил на Варенике свои суетливые глаза. — Старорежимный вы субъект, папаша! А все оттого, чтобы священные книги читаете заместо того, чтобы читать новинки мировой литературы.
Варенику вдруг стало душно. Все его грузное тело словно налилось свинцом. «С дороги, должно быть… Продуло…» — подумал он, бледнея. Вся комната закружилась перед ним разноцветным фонарем.
— Ты бы мине показала, где спать, — попросил он дочь. — Разморило мине с дороги…
Голос его прозвучал как-то надтреснуто и глухо. Степан ехидно усмехнулся:
— Вот так они все, которые из старого поколения. Чуть разговор на тему, так они сейчас же убегають. Исключительный факт!
Не отвечая зятю, Вареник вышел из комнаты. Дочь ему указывала дорогу.
— В ту дверь, папаша, — сказала она. — Здесь у нас повсегда гости ночуют. И ежели кто выпимши, так тоже сюда приводим. Ложитесь на какую хотите постелю.
Вареник молча кивнул головой. Комната была просторная и нарядная. Свисавшая с потолка люстра, вспыхнув, осветила развешанные повсюду картины. Перед глазами Вареника взметнулось море, и волны обрушились на него зеленым потоком. Голая женщина, усмехаясь, протянула ему яблоко.