Канатные плясуны

Подброшенные только что доски, которые прежде не хотели гореть, теперь выстреливали в ночное звездное небо искрами. — Ренатик, а ты ведь — главный подозреваемый. Работал вместе, общие дела, наверное, были, и джип твой, что замечен поблизости преступления. Весьма вероятно, отпуск ожидает быть интересным и вовсе не таким благополучным, как мы себе его представляли.

— На хрена мне надо было его убивать, — поморщился Ренат.

— Мы с ним даже не партнеры… Так — привет-привет… Кстати, у меня еще и алиби имеется.

— Вот как?

— Незадолго перед отъездом я зашел к Трупину. Попросил, чтобы он забирал мою почту и «скачивал» с Интернета… А то накопится… Сотрудников своих я ведь всех еще два дня назад распустил. Пусть отдохнут, так выгоднее — в отпуск всем сразу…

— Когда это ты заходил? — удивился Семен. — Мы же с тобой, пока Митрича ждали, кофе пили… — он назвал Диму школьным прозвищем.

— Да еще до того, как ты появился… Где-то около семи.

— Кстати, кофе варить ты не умеешь, — Семен поджал губы.

— Так то не я, обижаешь, я секретаршу того самого Трупина и попросил. Моя-то уже в отпуске. Секретарша Трупина приготовила кофе и оставила в приемной. А к Трупину я как раз перед твоим приходом заходил.

— Вот ты и мог его пришить, когда заходил насчет почты и кофе. Нет, мужики, — замахал руками Дима, — я вовсе не хочу сказать, что Хан замочил соседа из-за того, что его секретарша не умеет варить кофе. Но…

— И я тоже не умею кофе варить, — призналась Джессика. — Каждый раз получается так, что резиной пахнет. Или презервативами. Палеными. Но вы ведь меня за это не замочите?

— Во-во, — подтвердил Семен. — Кофе — уникально тонкая субстанция, и запах, как и вкус, может зависеть от прокладки в кране, из которого набирают воду. Даже чай не так чувствителен… Запах главнее вкуса. При случае объясню, как этого добиться.

— Я не говорю, что Хан убил… Даже если б убил, я все равно на его стороне был бы. Но так могли подумать… — попытался объяснить Дмитрий.

— Так не могли подумать, — Ренат докурил сигару и бросил окурок на тлеющие угли. — Когда я уходил от Трупина, он был жив и здоров, и даже довольно весел. Это может подтвердить его секретарша.

— Что ж, один свидетель есть, — согласился Дима. — Если, конечно, про секретаршу ты не выдумал.

— Видел бы ты ее, сразу понял бы, что такую выдумать — фантазии не хватит.

— Что, красотка?

— Ослепительная женщина! — вдруг вставил Семен.

— Ишь ты, наш девственник, а ты откуда знаешь? — удивился Дима.

— Случайно, — Семен даже покраснел, — когда мимо двери проходил, а дверь была открыта… Ослепительная женщина и очень стильная… Я таких только на обложках журналов видел.

Королева, одним словом. Шатенка, глаза зеленые, платье модное, короткое, ножки — точеные, каблучки высокие…

— Но я думал, ты женщин не замечаешь, — ехидным голосом заметил Дима.

— Я на нее не как на женщину смотрел, а как на явление природы. Она еще мою сумку увидела и спрашивает: «Куда-то собрались?» А я ей — в Нововладимир, в отпуск. Она так улыбнулась и говорит: «Как романтично…» — Бродяги, я, пожалуй, пойду баиньки, — сообщила девица совершенно сонным голосом, — Мой дальнобойщик в четыре утра меня разбудил, так что и поспать в прошлую ночь не удалось.

— Что верно, то верно — пора, — Ренат поднялся.

— Я, чур, в машине, — Семен живо тоже вскочил, — а то тут змеи могут быть.

— Ложитесь с Димкой в машине, — согласился Ренат. — А я в спальнике где-нибудь тут, — он огляделся, подыскивая подходящее место, и наткнулся взглядом на Джессику. — У меня спальник, между прочим, на заказ шили, на гагачьем пуху, там трое уместятся. Лучше, чем на газетках, верно? Приглашаю…

— Гага северная птица, — ни к селу ни к городу сообщила девица, — она морозов не боится, и умеет на ходу… В спальник, так в спальник, я разве против, чесаться не буду… — и в очередной раз хлопнула пузырем из жвачки.

— Ренат, — вдруг проявил джентльменские наклонности Дима.

— Я могу и сам где-нибудь пристроиться. Там, в доме, сохранилась часть настила… Пусть девушка ложится в машину.

Сема ее не потревожит, да он и места мало занимает…

Ренат ответил многозначительным взглядом.

— Хан, я сам могу к тебе в спальник, — торопливо предложил Семен, — может, тут змей вовсе и нет. А девушка свободно разместится в джипе одна.

Взгляд у Рената стал испепеляющим.

— В спальник, так в спальник, — легко согласилась девица, — Папашки, вы тут из-за меня не спорьте, дорога-то впереди длинная.

* * *

Диме привидилось, что на него кто-то смотрит. Открыл глаза и увидел в зияющем проеме окна сидящего на корточках таджика. Таджик был почти натуральный, только немного прозрачный, в тюбетейке и длиннополом ватном халате. Сидел он прямо на подоконнике, свесив наружу зад.

— Ты кто? — испуганно и беззвучно спросил Дима.

— Ай-яй-яй, нехорошо, — сказал таджик с акцентом, с которым, по мнению Димы, и должны говорить таджики. — Ай-яй-яй, нехорошо, убили парня, ай-яй-яй, ни за что ни про что замочили. Теперь мертвый гонится за вами, а что ему остается?

— Кто убил? — спросил Дима, чувствуя, как одервенело тело: то ли от страха, то ли от ночной прохлады.