Канатоходец, или После постмодерна

Мы летим, в нарушенье приказа,
по прямой, где на схеме подкова, -
невидимки, молекулы газа –
не имеет значенья, какого.

Мы летим, удаляясь беспечно

друг от друга, надеясь, что как-то
наши чувства сумеем сберечь, но
это трудно с потерей контакта.

Оставаясь собой, отставая

от себя, находя и теряя,
мы летим в пустоте, остывая,
брызги молекулярного рая.

И себя сберегая от сглаза,

не узнаем друг друга при встрече,
невидимки, молекулы газа,
части так и не сказанной речи.

Малые голландцы

Эти малые голландцы
были парни хоть куда!
Покупали иностранцы
их картинки иногда.

Впрочем, главный покупатель,

деньги прятавший в кисет,
был голландский обыватель
и художника сосед.

Натюрморты и пейзажи,

и быка пресветлый лик
создавались для продажи,
но доход был невелик.

И художник захудалый

пропивал деньжищи те.
Даже Рембрандт, хоть не малый,
тоже умер в нищете.

Нарушитель норм и правил

аскетических времён,
только Рубенс, Питер Пауль,
был при жизни оценён.

Рама в пышной позолоте,

дама в белом на коне, -
много света, много плоти,
много гульденов в мошне.

А у малых – служба быта

и палитра их скромна.
Но эпоха не забыта,
ими и сохранена.

Запах сыра и ванили,

акварелька и эстамп…
Вас потомки оценили –
Клас, Порселлис, Аверкамп.

Вы прогнать смогли невежду,

защитили свой редут,
подарив и нам надежду,
что труды не пропадут.

Как вино и простокваша –

незатейлив ваш магнит…
А Хохловкина Наташа1
нам детали объяснит.

«Никакого бурленья в крови…»

Никакого бурленья в крови,
никакой межсезонной отравы
и предчувствия то ли любви,
то ли - что там рифмуется? - славы.

А в реке обмелевшей сомы

развернули носы на восток и…
Если не было вовсе зимы,
то какие весенние стоки?

Куртку сняв, щеголяю в плаще,

да и он пригодится едва ли.
Перелётные птицы вообще
никуда ещё не улетали.

В атмосфере скопился СО,

угрожает неведомый вирус,
и не радует нас ничего -
даже чипсы и пиво на вынос.

Но растёт пресловутый колосс -

руки-крюки и ноги из глины, -
новый мир себя строит с колёс,
и кочуют на север пингвины.

Краткая поэма экстаза

Как видно, скоро ум зайдёт за разум,
но до того, как прозвучит отбой,
накроет нас не тазом, а экстазом,
таким же бывшим, как и мы с тобой.

Дырявым, бывшим, плесенью покрытым,

утратившим плескательный рефлекс…
А может быть, не тазом, а корытом,
с такою же приставкой краткой «экс».

Слой пыли, как присыпка из ванили

или дешёвый бесполезный грим…
Но мы зачем-то таз свой сохранили –
быть может, просто, чтоб накрыться им.

В безумной ностальгической надежде,

под стуки не костей, а кастаньет,
накрыться тем, чем дорожили прежде,
и в дырки наблюдать парад планет.