Да, из этого, казалось бы, незначительного инцидента следует, что и на Западе есть цензура, но только она не носит всеобъемлющего характера.
В эти годы я вместе со своей женой и неизменной сотрудницей Жанной Дрогалиной познакомился с — новым философско-психологическим движением
[199].За последние пять лет мы обрели за рубежом множество друзей — сердечных, интеллектуально развитых и в то же время сопричастных духовному началу жизни. И все же общий фон зарубежной жизни поражает своей погруженностью в комфорт. Жизненный комфорт довлеет надо всем. Раньше мне думалось, что там, по ту сторону барьера, мы увидим духовный поиск такой же напряженности, как это было в нашей стране в 20-е годы. Но нет, этого не произошло.
Пожалуй, духовную напряженность, похожую на прежнюю русскую, мы обнаружили только в Голландии.
Вернемся на минутку к сегодняшнему дню нашей страны. Конечно, много положительного. Не довлеет над нами тяжелый партийный гнет. Свобода печати. Множество новых журналов. Много издается книг — в том числе философских, духовных. Они очень дороги, но все равно раскупаются. Выходят и мои книги и статьи, которые раньше были бы под запретом.
Но есть и обратная сторона. Снова почти невозможными стали зарубежные поездки — не хватает денег на безумно дорогие билеты. Нет денег даже на вздорожавшую без меры зарубежную переписку, не говоря уже о телефонных переговорах. Снова железный занавес, но теперь уже, правда, с дырочками.
Оклад профессора ничтожен. Он много ниже оклада шахтера или, скажем, даже водителя автобуса.
Нет возможности выписывать зарубежную литературу[200]
. Нет ее и в библиотеках. Даже многие русские журналы нелегко найти, а в провинции их просто нет.Понурость в Московском университете — главном образовательном центре России. Опустили головы, притаились и ждут. Ждут чего?
А наша Лаборатория постепенно самоисчезает. Исчез полностью весь вспомогательный персонал. Из ученых — одни стремятся за рубеж, другие ищут дополнительную «не научную», а потому хорошо оплачиваемую работу. Так во всех научных учреждениях.
Вот что ужасно — партийный гнет сменился гнетом бандитизма. Быть под гнетом — уж так, по-видимому, на роду написано нашей стране. Как же все это тяжко.
Мир вечно тревожен и тем живет.
Кажется, созрело время и для этой темы. Говорить о ней непросто. Своими корнями она уходит в далекое прошлое, а может быть (в соответствии с преданием), еще и в прошлое Древнего Египта.
В России развитие, или, как еще иногда говорили,
, связано прежде всего с именем профессора Аполлона Андреевича Карелина (1863–1926) [Никитин, 1991 а, б, 1992,1993]. В 1917 году он вернулся в Россию после многолетней вынужденной эмиграции (в Париже).Известный американский историк анархизма Аврич [Avrich, 1978] называет Карелина советским анархистом, поскольку он в течение ряда лет возглавлял небольшую группу анархистов ВЦИКа. Это была «группа наблюдателей» в Верховном органе власти. Задачей группы была гуманизация всего происходящего, борьба против смертной казни и террора вообще.