Кандагарский излом

Меня передернуло. Какой-то злой гений! Провидец! Откуда он может знать, когда я лгу, а когда говорю правду?! Никто, никогда не уличал меня во лжи. Я всегда была неподражаемо виртуозна в ней и очень избирательна. Жизнь отточила этот навык без моего ведома, наградив им, как иных — даром пародировать, писать маслом, чувствовать красоту и гармонию цифр. Даже Ляля, даже моя умница девочка, не догадывалась, где, когда и какую правду прячет ее мать.

— Вы из упрямства это повторяете? Хорошо, не буду спорить. Можно спросить, как вас зовут?

— Можно, — согласился легко.

Я подождала — он ничего не прибавил.

— Вы издеваетесь, — кивнула, понимая. — Странно, что вздумалось переплачивать вам. Вы бы согласились взяться и за меньшую сумму, лишь бы насладиться мучениями жертвы. Незабываемое удовольствие? А ведь вы не станете меня убивать. Неинтересно… Скорее всего…

Я поняла и испугалась по-настоящему. Что смерть? Миг, вспышка, и все, что мучило здесь, маяло, держало и отталкивало, больше не будет иметь значение. И перестанет мучить вопрос — что там, за той гранью, что поделила существа на призраков и живых, разделила живую душу и живое тело. Одно дело, когда жизнь в теле тяготит не меньше, чем жизнь без тела. Совсем другое, когда ты лишен возможности получить свободу от него, и становишься игрушкой в руках маньяка — марионеткой, рабом.

Я всегда подспудно боялась рабства, зависимости в любом проявлении, даже намек на нее нервировал меня не меньше фуг Баха и рэперских бурчаний. Да, мы все рабы — мнений, власти, социального статуса, государства. Рабы самих себя. Но при этом мы сохраняем иллюзию свободы, и, твердо веря в нее, можем не замечать давления, избегать уз и оков общественного мнения, религиозных учений, морального и процессуального кодекса. Его, давление, можно чуть-чуть облегчить, пусть не на деле — в голове, мечтах, и уже легче дышать и проще мириться. Но то, что мне уготовили, было иным — отвратительным в корне, подлым с любой точки зрения, с высоты любых норм.

Теперь мне многое стало ясно. Я не там искала, смотрела на происходящее не с той стороны. Меня не могли заказать — денег бы не хватило, но продать — легко. И не надо гадать — кто. Исключить можно лишь Лялю. Нет, еще Марусю. Дама благородных кровей сей мерзостью мараться не станет. Да и в бумажках любого цвета не нуждается.

Впрочем, Соня тоже не могла — в голову бы не пришло, не тем она у нее занята…

Нет, могла — голова у нее именно этим и занята — где взять денег.

Это что получается? Меня продали какому-то садисту как игрушку, подарок на Новый год?! И продали свои? Как удачно и удобно — Ляля в Питере, а других родственников у меня здесь больше нет, и никто не обратит внимания, если я вдруг исчезну. Сослуживцы? Позвонят, послушают гудки в трубке и забудут, уволив за прогул. Подруги?..

У кого-то праздник удастся. Этот. А вот следующий будет очень паршивым. Обещаю. Потому что я вычислю работорговца и обязательно вернусь за ответом.

Новое открытие все меняет, ставит на свои места все странности, случайности, нестыковки…

Теперь мне нужно срочно собраться, сосредоточиться, запомнить дорогу, приручить хозяина, изучив его, перевернуть с ног на голову все его желания, интересы, мечты и уйти — тихо, по-английски, не прощаясь. Через пулю не в моей — его голове. Крови от такой раны немного…

Еще один грех. Одним больше, одним меньше. Если Он есть на небесах — поймет и оправдает, а нет — и переживать не стоит.

Но каков киллер?! Мастер. Давит на самые больные места, как на клавиши органа, создавая нужный ему фон. И словно знает куда и как давить, чтоб было больнее, неожиданнее, чтоб не отпускало напряжение, и сдали нервы. Специально? Явно.

Но откуда он может знать? Вычислил?

Допустим, нетрудно узнать, какую музыку я люблю, а какую не переношу. Допустим, можно наобум с упрямством бросать: «ложь». Процент промаха максимально ничтожен — мы всегда врем, себе, другим — неважно. И даже когда говорим правду — не верим в нее, превращая в ложь.

Но как он мог узнать, что я могу упасть в обморок от вида крови? Это было так давно, что… Нет! Было. Поликлиника, анализ крови. Марыся?

Нет, не хочу думать на нее, как и на любого другого — тошно. И даже дышать нечем — в жар бросает.

— Не молчи, а то опять включу музыку!

— Не надо. — Я собрала себя по сиденью, подтянулась, села в нормальное положение. Стянула шапку с волос, незаметно вытирая выступившую испарину. — Вы сказали, что отпустите, если я пойму, кто меня заказал. Договор остается в силе?

— Скажи, а там посмотрим…

Ну, хоть что-то. Впрочем, выпускать из своих рук он меня, похоже, не собирается. Вырываться с боем? Силы неравны, можно потешить себя лишь мысленно. И настигший меня приступ слабости совсем некстати…

Господи, дай мне время! Только не такой финал, только не так!

— Полонская, — решилась я.

— Почему? — ни удивления, ни согласия в голосе. Понимай, как хочешь, думай, что хочешь.

— Тебе меня не заказали — тебе меня продали.

— Еще одна версия? С шейхом мне понравилась больше. А почему на «ты»?

— Мне кажется, я уже сроднилась с тобой. Вечность рядом.