Кандалы

Совет собрался в большой бревенчатой сборной избе, заняв места за длинным сосновым столом в переднем углу, на тяжелых скамьях. От волостей съехалось тридцать человек, кроме Лаврентия, Солдатова и учителя Владимира Буслаева. Было несколько стариков с длинными седыми бородами, но преобладали люди среднего возраста.

Висячая лампа освещала сверху седые, русые и белокурые головы с длинными волосами, остриженными в кружало. Выделялась яркоогненная с проседью голова и желто-огненная, вьющаяся прядями, борода Елизара.

В переднем ряду на почетном месте, под киотом с книгами, сидел Лаврентий. Председателем столь важного собрания на этот раз был избран Елизар — как старший революционер, имевший в прошлом революционные заслуги.

Он покрутил пальцами желтые пряди длинной своей бороды, похожий на библейского Моисея, и сказал внушительно:

— Объявляю законодательное собрание открытым!

Все теснее сдвинулись к столу, за которым уже приготовил бумагу и чернила «писарь».

— Прошу собравшийся первый крестьянский Совет, — торжественно продолжал председатель, бледнея, — принять к обсуждению намеченный закон по волостному народному самоуправлению. Прошу писаря собрания объявить программу совещания.

Владимир взглянул в приготовленный мелко исписанный лист и сказал, обведя собрание радостным взглядом:

— Народный съезд Кандалинской волости с участием делегатов других волостей обсуждает программу временного закона по кандалинскому народному самоуправлению. Первую часть программы занимает общее постановление. Вторую часть — самоуправление по волости, третью — сельское самоуправление и четвертую — разъяснения к временному закону. Итак — начинается обсуждение общего постановления.

Наступила минута молчания.

— Читай постановление! — низко прозвучал голос Лаврентия.

Писарь вдохновенно обвел глазами разноцветные, сгрудившиеся к нему кудлатые головы. Звучный голос Вовы вибрировал от сдержанного волнения.

— Народный Совет съезда Кандалинской волости постановляет: царского правительства не признавать!

Все невольно вздрогнули.

— С его законами не считаться!

По собранию прошел глубокий вздох.

— Действия царского правительства считать вредными для народа!

— Признавать только то правительство, которое будет избрано самим народом!..

— Народный Совет Кандалинской волости постановляет: объявить свою волость управляющейся самим народом!

— Вот общее постановление! — заявил председатель. — Кто согласен подписаться — прошу поднять руку!

Подняли руки все, всё собрание. Против не поднялось ни одной руки.

Дальнейшее обсуждение затянулось до глубокой ночи. Обсуждали деловито и обстоятельно со всех сторон каждую мелочь. Писарь провозглашал каждый пункт, подлежащий решению. Председатель ставил вопросы, иногда возникали споры. По окончании каждого спора Елизар делал короткий вывод из сказанного.

— Так, старики? — осведомлялся он у Совета.

Совет утверждал свое постановление, которое Елизар диктовал потом писарю.

По новым республиканским законам отменены были не только телесные, но и всякие другие наказания, кроме штрафа. За важное преступление была одна кара — удаление виновного из пределов республики.

Все земли, леса и угодья Кандалинской волости поступили в ее распоряжение. Волостной Народный съезд получил право распределять землю и угодья между сельскими обществами. Сельское народное собрание распределяло их между своими членами в уравнительном порядке. В общем вся земля принадлежала волости без права единоличной продажи.

Народное образование постановили учредить бесплатным, начальное — обязательным для всех.

— Чтобы не было жалоб, почему родители не обучали своих детей!

— Довольно нас в темноте держали!

— У немцев, говорят, всех образованными сделали! Може, и наши дети образованными будут!

— Дай-то бог!

Когда дошли до церковных дел — задумались: кто не верует, тот не нуждается в церкви, но как быть с людьми верующими? Ведь нельзя же принудительно запретить им верить.

— Конешно! — загудело собрание, — от этого только хуже будет!

— Оставить церковь верующим! Это ничего, что их больше, чем нас!

Думали, думали и постановили: для верующих внести в закон пункт «о благолепии и украшении храма».

Когда кончили составление законов, стал говорить Лаврентий: