Кандалы

Широко́, широко́ степь за Волгу ушла —
С мужиком-бурлаком буйна воля жила!..

Добродушный и угловатый Фита как бы преобразился: в красной рубахе, в пиджаке нараспашку, с закинутыми за широкий лоб длинными густыми волосами, он казался красивым.

После него Вукол вышел со скрипкой. Игры Вукола по-настоящему еще никто не слыхал. Он заиграл протяжную народную песню, очень певучую и печальную, под гитару. Его игра вызвала удивление: скрипка звучала мощным певучим тоном, какого никто не ожидал от юного самоучки. Почти каждый из слушателей обучался игре на скрипке, и многие понимали, что значит «тон» игры — природный дар. Этот певучий, полнозвучный тон являлся душой маленького, но царственного инструмента. Юный скрипач и сам еще не ценил необъяснимо трогательной чистоты, цельности и певучей ритмичности звуков, лившихся из-под его смычка. «Талант», — пронеслась у каждого одна и та же мысль. И сопровождалась она внезапной грустью. Мальчик этот, с таким полудетским лицом, на котором жизнь еще не положила неизгладимых теней, через несколько лет, быть может, станет знаменитостью, овладеет всеми тайнами волшебной техники музыкального искусства и будет покорять толпу, властвуя над ней — и все же не явится тогда у него вот этих звуков, этой юношеской чистоты.

Молодежь бушевала от восторга, а юноша стоял со смущенной улыбкой и побледневшим лицом, с опущенным смычком и скрипкой.

Это было первое публичное выступление Вукола.

Вслед за ним была очередь Клима. Рядам стал «граф» и, обращаясь к публике, громко провозгласил:

— Дорогие товарищи! Позвольте предупредить вас, что выступающий со своими собственными стихами Клим Бушуев есть не что иное, как поэт, вынесший сваи вдохновения непосредственно из народной жизни, а это очень важно, товарищи! Прошу выслушать его с надлежащим вниманием.

Предисловие было встречено сдержанными, но поощрительными аплодисментами.

Внешность Клима мало располагала к нему: тщедушная фигура и смуглое лицо с длинным носом больше подходили для комического выступления, чем для декламации лирических стихов. Ничего поэтического не было в его серенькой вертлявой фигурке. Впрочем, многим он показался похожим на Гоголя в юности.

Читал он, как все авторы, недостаточно громко. Однако стихотворение, на которое наткнулся «граф» в его тетради, заставило всех прислушаться.

…Но погоди! Что такое мне чудится?
Где это плачут? Ты слышишь ли, брат?
Кто этой ночью святой не любуется,
Кто благодатному часу не рад?

— Громче! — крикнули из задних рядов.

Клим рассердился, покраснел и повысил свой звонкий тенор:

Брат! не любуйся ты ночью прекрасною:
Даром восторги твои пропадут;
Лучше заплачь над страною несчастною,
Где похоронные песни поют!

Вполне расположил слушателей к себе Клим вторым стихотворением, по форме тоже навеянным Некрасовым.

… Он ехал в лес дрова рубить…
Рубил и плакал! Мерзнули
В ресницах слезы горькие,
От инея мужицкая
Седела борода.
Он едет в поле за сеном,
И стелется метелица
И тянутся, как саваном
Одетые, поля.

— Товарищи! — воскликнул слегка подвыпивший «граф», обнимая Клима, — этот деревенский парняга — наш, нашего кружка революционный поэт! Он сейчас напомнил нам о слезах, льющихся даже в песне народной, о стонах, звучащих в ней. Он, по следам Некрасова, указывает на похоронность этих песен, на зимний саван, одевающий родные поля. Но это не пессимизм и не слезливость: в этих юных песнях звучит укоризна! Можно сказать, что в будущем окрепшие струны народного поэта откликнутся на грозный рев пробудившегося льва! Задатки будущей силы мы ощущаем в его поэме, уже оцененной нашей молодежью. Итак, приветствуем появление истинного поэта в наших рядах! Ура!

Полсотня звонких голосов прокричала «ура» переконфуженному Климу.

Литературное отделение закончил Левитов. Своих стихов он не стал декламировать, но прочитал наизусть стихотворение Никитина «Хозяин», обнаружив недюжинный актерский талант. У него была стройная фигура, звучный, гибкий голос, прекрасная дикция и могучий артистический темперамент. Не было сомнения, что у Левитова, кроме способности писать стихи, чем он был уже известен в товарищеском кругу, казались бесспорными все данные для карьеры хорошего драматического артиста.

Заканчивая страшную картину домашней жизни кулака с забитой, запуганной женой и помешавшимся юношей-сыном, он потряс все собрание изображением бреда безумца: