Кандидат в Будды

Сузанна оказалась симпатичной дамой, занимающейся ортотерапией. Что такое ортотерапия, я так окончательно и не понял. Это что-то такое вроде фэн-шуй, лечения цветами, камнями и т. п. В ее жилище не оказалось телевизора, музыкального центра (только маленький радиоприемник, настроенный на классику). Зато вдоль стены была уложена шерсть, а также старые виниловые пластинки конца 60-х. Вечером зажигались какие-то специальные ароматические свечи, утром расцветали какие-то специальные цветы. За огромным окном — или, скорее, стеклянной стеной — в маленьком пруду среди высокой травы громко пели жабы… С самого начала нашего общения с Сузанной я понял, что могу наконец рассчитывать на практику в немецком языке и даже немного — в итальянском. Благодаря Сузанне наше пребывание в Гамбурге превратилось в праздник. Я многое узнал об истории города, ночной жизни и местной кулинарии.

Через некоторое время оказалось, что ортотерапия не противоречит гжелке и даже сигаретам — по крайней мере иногда. Стиль употребления водки отличался от традиционного западного. Разгадка обнаружилась в семейном фотоальбоме. Отец Сузанны был интендантом Люфтваффе по продовольствию. Фотоальбом полон героических снимков, напоминающих туристические (но в красивой униформе вермахта), — в Париже, в Орле, в Троицке. Закончилась война для отца Сузанны в русском плену, где он и научился пить водку. Судя по всему, он жив и по сию пору и хорошо себя чувствует.

Что поразило меня в семейных фотоальбомах — еще больше, чем герой войны на фоне завоеванных стран, — это фотографии самой Сузанны на нудистских пляжах в начале 60-х!

Истинно немецкое отношение к истории — не выбрасывать слов из песни?

Путешествие по Рейну. Срущий поэт между романтикой и реваншизмом

В марте 2003 года «Саксофонная мафия» получила от Федерального Союза Немецких Обществ Запад-Восток (BDW0) приглашение принять участие в российско-германской акции на борту культуртеплохода «Болеро». Для нашего квартета прибыть на самолете в Дюссельдорф, начальный пункт культурпробега, показалось несколько затруднительным. Прежде всего — из-за множества больших и маленьких саксофонов, не говоря уже о бас-кларнетах, на которые потребовалось бы покупать несколько лишних авиабилетов или сражаться со служащими аэропортов, а то и с экипажами, за возможность их провоза в салоне. Сдавать музыкальные инструменты в багаж — довольно рискованно. Мы решили прибыть в Германию на поезде. Сражения свелись к комичным перепалкам с белорусскими пограничниками и таможенницей, которые помнятся сакс-мафиози по-разному из-за разной степени подпития, в которой мы пребывали при пересечении границ. В общем, в Дюссельдорф мы прибыли самостоятельно, в отличие от советской, пардон, российской делегации.

Во время автомобильного путешествия с Кристофом Карстеном из Гамбурга в Дюссельдорф мне почему-то вспомнился лозунг из «Золотого теленка»: «Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!» Бездорожье в Германии особенно не бросается в глаза, разве что пробки — не только на улицах, как в Москве, но и на автострадах, так что приходится съезжать на какие-то проселочные дороги. А вот разгильдяйство — это, видимо, существеннейшее явление в Германии. По прибытии в Дюссельдорф мы попали в обстановку полнейшей неразберихи.

В прославленном шедевре послевоенной немецкой архитектуры — дюссельдорфском «Tohnalle» — мы должны были выступать в фойе, устроенном как цирковая арена. До начала концерта поселиться на теплоходе нам не разрешили. Так как кормление организовано было лишь на теплоходе, то на весь день мы остались без еды. Ждали окончания речей высоких гостей перед почетными членами… За торжественной частью — концерт. После безупречного во всех отношениях выступления хора «Сирин» бывших функционеров обществ дружбы ФРГ-СССР и почетных активистов СДПГ развлекал эстрадно-академический пианист Андрей Парфенов. Я так и не понял, с иронией ли он вел свой концерт, или это такое вживание в образ и единение с немецкой публикой? После блестящих виртуозно-бессмысленных пассажей он исполнил какую-то сентиментальную колыбельную. Публика была в экстазе!

Ну что после этого надо было делать? Громко пукнуть?!

Мы решили «продолжительно громко пердеть», а именно: исполнили для начала композицию Николая Рубанова «Ля Бемоль». Композиция эта состоит из одной одноименной ноты. Ля бемоль — это самая низкая нота на самом большом из имеющихся в нашем распоряжении саксофонов — на бас-саксофоне. Он такой большой, что его трудно даже держать на ремешке на шее, поэтому Николай его поставил на полу на подставку и примотал к ней ремнями. Ноту эту он играл кольцевым дыханием — непрерывно, а мы все играем к ней обертоны, стараясь попасть в унисоны. Играем громко. Такая, в общем, прочистка слуха. Как бы смыв.