Кандидат

Через толпу репортеров передо мной прошелестел вздох ужаса. Я не знала, что было причиной такой реакции – то, что я, в прямом смысле, упала лицом в грязь, или то, что моя юбка, которая с веселым и кокетливым подолом, обмоталась вокруг моей талии. У меня, определенно, было чувство дежа-вю – или думаю, в этом случае, дежа-ню.

Хоть я и лишилась большей части кожи на коленках и ссадины сильно жгли, я повозилась, чтобы одернуть юбку, и только потом, карабкаясь, встала. Каждая молекула в теле гудела от такого же унижения, какое чувствуют в классическом обнаженная–перед–публикой сне.

Руки Баррета обвились вокруг моей талии, и парень поднял меня.

– Просто из любопытства, где, черт возьми, твое белье? – прошипел он мне на ухо.

– Эверет сказал мне не надевать его, чтобы не было видно контуров через ткань,– выпалила я. Повернувшись к прессе спиной, я прикинулась, что осматриваю повреждения на моих бедных коленях. – Не то, чтобы у меня не было чулок.

– Они, черт возьми, невидимы.

– Цвет называется телесный. Гугл в помощь.

– Да, ну, может, это и правда, но задницу ты довольно красочно продемонстрировала репортерам.

Подняв голову, я нахмурилась.

– Да, я это понимаю. Что насчет толпы?

– Нет. К счастью, пресса закрыла им вид.

– Спасибо, Боже, даже за такое милосердие, – пробормотала я.

– Ты забыла, что у этих репортеров есть камеры.

Чудесно. Убейте меня. Есть два варианта: я могу где-то закрыться и биться в истерике по поводу своего чертовски опрометчивого поступка. Или я могу надеть трусы большой девочки – учитывая сегодняшний бельевой период – и выполнить работу, ради которой меня прислали. С этого дня у меня альтер-эго WWJD – What Would Jackie Do (примеч.: What Would Jackie Do – что бы сделала Джеки). И хотя я уверена, что Джеки Кеннеди никогда не обнажалась перед журналистами, она натягивала счастливое лицо и служила на благо Президентской кампании Джона Кеннеди, а потом и Президиума.

Отведя плечи назад, я приклеила на лицо улыбку. Не сказав Баррету ни слова, я направилась обрабатывать толпу за канатными ограждениями.

– Здравствуйте. Большое спасибо за то, что пришли, – через оскал проговорила я.

Когда я протянула руку, ее схватила пожилая леди.

– Ты в порядке, дорогая? Это было опасное падение.

– Все хорошо. Большое спасибо. Ничто так не пострадало, как моя гордость, – добродушно ответила.

Я прошла, чтобы пожать руки ещё нескольким людям.

– Что случилось? – спросила ещё одна женщина.

Следующим своим поступком я не горжусь, но, в тот момент, это казалось мне правильным.

– Я слишком нервничала перед своим первым политическом событием, ничего не ела, и в такие моменты у меня обычно кружится голова. Так случилась небольшая гипогликемия, поэтому я упала.

Лицо женщины смягчило сожаление.

– Господи. Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше.

– Да. Спасибо, – когда я продолжила приветствовать людей, моя боль – как физическая, так и моральная – рассеялась, и я начала наслаждаться собой. Восторги толпы подняли мне настроение, и я могла разговаривать с людьми часами, но вскоре я почувствовала прикосновение руки Тая к спине.

– Вам нужно занять свое место для речи, – прошептал парень мне на ухо.

Я кивнула и взмахом руки попрощалась с теми, до кого ещё не дошла. Тай провел нас по длинному ряду из кресел к нашим местам. Небольшая группа пела какую-то веселую песню, а Джеймс и Джейн поднялись по ступеням на платформу. Музыка закончилась, когда Джеймс занял место на площадке, украшенной флагом.

– Мои сограждане американцы и жители Огайо. Это большая честь для меня – обращаться сегодня к вам.

Толпа сразу же взорвалась дикими аплодисментами и возгласами. Джеймс ухмыльнулся в ответ, а потом начал говорить о проблемах, которые сейчас есть в стране, и обязательном их решении, если его изберут президентом. Сама речь длилась приблизительно десять минут. Когда мужчина закончил, он повернулся к поднявшейся со своего места Джейн, и они, улыбнувшись и помахав всем, спустились с платформы. Когда они пошли по проходу, мы с Барретом последовали за ними. Пока шли обратно к поезду, мы улыбались, приветствовали людей и несколько раз пожимали им руки.

В тот момент, когда я поставила ногу на первую ступеньку, мучительная боль прострелила колено и я вскрикнула. Сильная рука Баррета обвилась вокруг моей талии.

– Я держу, – он сверлил меня взглядом. – И никаких возражения, поняла?

Мне было слишком больно, чтобы спорить с ним, так что я просто облокотилась на него. От вида, как Баррет-герой помогает своей избитой невесте, по толпе наблюдателей прокатился хор из ахов и охов. Я поборола желание закатить глаза. Знай они, что парень делал это только ради камеры, были бы о нем другого мнения.

Пока Джеймс отвечал на пару вопросов, заданных прессой, нас затолкали в личный семейный вагон, где ожидали Сандра и Эверет. Их глаза расширились от вида моих окровавленных коленей.

– Извини за колготки, – застенчиво сказала я.

– О, милая, забудь о колготках, – мужчина махнул рукой. – У меня ещё пять запасных. Я больше обеспокоен твоими ссадинами.

Баррет фыркнул.