Кангасейро

Подошел Жеронимо и, увидев Бенто, пригласил зайти в дом выпить кофе.

— Чем богаты, тем и рады, сынок.

Алисе ушла в дом, а отец остался с Бентиньо.

— Сынок, у Кустодио что-то неладное творится с головой. Сегодня он целый день только и говорил о своем убитом сыне и Касуса Леутерио. Но теперь он смело смотрел мне в глаза и даже сказал, что в этом году будет сажать тростник. Но с этой чертовой плантации, с таким хозяином, раньше отдашь богу душу, чем соберешь урожай. Я ничего не ответил, хотя мне очень хотелось выложить ему все начистоту. Когда человек доходит до такого состояния, как он, наверняка скоро помрет. Терто только и думает о том, чтобы податься вслед за братом. Я слышал, как он сказал, что Жермано ушел к Апарисио. И если уж говорить откровенно, то он по-своему прав. Разве правительство не погубило его семью? У Терто душа не лежит к этим вещам, но брат его — человек другого склада, это сразу видно! Вот так-то. Правда, и Терто может измениться. Ведь говорят же, что и Домисио, брат Апарисио Виейра, был когда-то певцом и гитаристом и даже ходил с хоругвью, а теперь стал зверем. В душу другого не влезешь. Я знал на плантации доктора Кунья Лима одного парня: на вид был такой хилый, весь желтый, а смирный, как овца, вроде нашего Терто. Никто ломаного гроша не дал бы за него. Ты и представить себе не можешь, каким он был в действительности. Однажды, когда энженьо доктора окружил отряд Симона Лиа, он проявил себя. Во время жестокой схватки этот желтолицый совсем взбесился, даже пена у рта показалась. После этого доктор Кунья Лима дал ему дом, подарил хорошие сапоги и оставил его при себе. Теперь они даже покумились. Терто страдает из-за брата. Такая история — тяжелый удар для человека.

Бентиньо торопился попасть домой засветло, но, когда подымался в гору, наступили сумерки, и повсюду в предчувствии приближающейся ночи завыли, застонали обитатели чащи. Вдруг он ясно представил себе ожидавшую его мать и невольно остановился, как бы готовясь к встрече с опасностью.

Вокруг — ни души. Только издали, из глубины грота, доносилось заунывное, как псалмы паломников, песнопение Ассунсион. Бентиньо знал, что увидит сейчас мать с искаженным лицом, неподвижным взглядом и она будет злобно попрекать его… И в первый раз за все время мелькнула недобрая мысль о бегстве. Но он тотчас отогнал ее и зашагал быстрее. Когда он пробирался по тропинке, вившейся меж камней, поросших кактусами мандакару, у него опять мелькнула мысль: а ведь можно бежать! Забрать деньги, которые мать спрятала в комнате, выждать, когда она уйдет стирать белье, сложить вещи и уйти куда глаза глядят. Алисе, конечно, пойдет с ним. Но через минуту все это показалось ему бессмыслицей. Он никогда не сможет уйти от действительности, он — брат кангасейро. Нужно принимать жизнь такой, как она есть.

Когда Бентиньо пришел домой, старуха долго не показывалась из своей комнаты. Потом вышла на кухню готовить ужин. Он увидел застывшее, отчужденное лицо, горящий ненавистью взгляд. Но все, что шло от нее, он должен был переносить молча: это его мать, самая многострадальная из всех матерей. Неожиданно старуха начала торопливо говорить. Казалось, что мысли давно созрели в ее возбужденном мозгу. Слова лились машинально, безудержно, для нее не имело значения, слышит он ее или нет. Она словно обращалась не к нему, а к кому-то невидимому:

— Весь мир думает, что Апарисио — мой сын. И ты так думаешь, и Домисио, и твой отец так думал. Но Апарисио — сын дьявола. Сам дьявол силой овладел мной, и я родила сына дьявола. Я чувствовала нечеловеческие боли, когда носила его в своем чреве. Я должна рассказать об этом всему миру. Ты молчишь, потому что ты и Домисио связались с дьяволом и стали такими же, как Апарисио.

Старуха без конца повторяла одно и то же. Мысль ее вертелась вокруг этого абсурда, и она вновь и вновь повторяла те же слова.