Каникула <Дело о тайном обществе>

Одежда сурдопереводчика-испаниста, любезно согласившегося заехать к Лучко в управление, вполне гармонировала с выбранной им языковой специализацией – он щеголял в майке с портретом Икера Касильяса, отчего капитан сразу с грустью вспомнил мертвого Гонсалеса. Портрет, правда, был несколько искажен изрядным пивным животиком, приходившимся на то место, где располагалась нижняя часть лица, отчего изображение стало карикатурным – подбородок капитана сборной Испании казался несоразмерно огромным, раза в полтора, а то и в два шире его лба.

Лучко, обожавшему Касильяса, стало за того обидно. «Уж кому-кому, а этому парню диета точно не помешала бы», – подумал капитан и тут же дал себе слово избавиться от собственного жирка, прочно обосновавшегося в районе талии и бедер.

Пригласив гостя в кабинет, Лучко объяснил тому суть дела. Переводчик подтвердил, что жест, означающий «смотреть», в точности совпадает с аналогичным испанским, что было уже неплохо.

– Ну а вот такой жест вы встречали?

И капитан без особой надежды развернул ладони под прямым углом и ударил указательные пальцы один о другой.

– Да, конечно, – уверенно ответил переводчик.

Следователь подался вперед.

– Серьезно? И что же он означает?

– Это название города.

– Топоним, значит? – блеснул словарным запасом капитан.

– Именно.

– И что же это за город?

– Толедо.

Вопреки всему, что говорил ему старший комиссар Асеведо, Рохас после встречи с Чавес втихаря все-таки пробил вице-мэра по базе данных и теперь сидел, удивленно уставившись в экран. Ну и ну! На имя Чавес зарегистрировано оружие? Как интересно! Вы только посмотрите на эту лицензию! Вообще-то по испанским законам любой может купить оружие для занятий стрельбой. Для этого нужно только записаться в Федерацию стрелкового спорта, пройти обучение и выбить четыреста очков из шестисот. Однако пользоваться купленным оружием спортсмены могут исключительно в тире. Носить же пистолет с собой в целях самообороны могут только сотрудники силовых структур, политики и высокопоставленные чиновники, да и то лишь в случае реальной угрозы жизни. Именно такая лицензия два года назад была выдана Чавес. Но зачем вице-мэру Толедо ходить вооруженной?

Инспектор перешел к следующему абзацу. На имя Сусанны Чавес был зарегистрирован «Смит энд Вессон» модели 642. Это что еще за зверь такой?

Рохас полез в справочник и, машинально поглаживая кобуру с новеньким пятнадцатизарядным Heckler & Koch, с минуту снисходительно рассматривал картинку, на которой был изображен короткоствольный револьвер, рассчитанный на каких-то пять выстрелов. Хм, тридцать восьмой калибр, то бишь девять миллиметров. Разве не такими пулями был убит Дуарте?

* * *

Дом Дуарте в Талавере стоял на улице, по обеим сторонам обсаженной высоченными кипарисами. Электрического звонка на двери не оказалось – пришлось воспользоваться специальной колотушкой, вложенной в пасть существа, напоминающего сфинкса.

Мария Дуарте, похожая на постаревшую танцовщицу фламенко – пучок на затылке, цветастая шаль, прямая как палка спина – пригласила их в комнату и предложила устроиться на диване. Хозяйка держалась настороженно, все время буравила гостей подозрительным взглядом.

Первой начала говорить Вероника:

– Я пришла к вам в надежде узнать что-нибудь, что прольет свет на смерть моего мужа. Я хочу понять, кто и за что его убил.

Госпожа Дуарте поддернула шаль на морщинистой шее, как будто в доме было холодно.

– И я задаюсь похожим вопросом.

– Скажите, наши мужья были близко знакомы?

– Не думаю. Всех близких друзей и коллег Хавьера я знала в лицо.

– А можно поинтересоваться, чем в последнее время занимался сеньор Дуарте?

– В последнее время, как, впрочем, и десять предыдущих лет, Хавьер занимался изучением истории ордена тамплиеров.

– Тамплиеров?

Вероника бросила на Глеба многозначительный взгляд.

– Ну да. Он прямо-таки помешался на этой теме. Все уши мне прожужжал о том, что сделал какое-то открытие, которое должно потрясти основы египтологии.

– Египтологии? – удивленно переспросил Глеб.

– Мой муж был египтологом, разве вы не знали? С возрастом климат Африки стал ему вреден, и мы осели здесь, в его родовом гнезде, в Талавере.

– Ах, вот как. Но какое открытие может совершить египтолог, живущий в трех тысячах километров от Египта?

– Знаете, я не особенно интересовалась научными идеями мужа.

– Но отчего же? – спросила Вероника.

– Эх, если от его науки была бы хоть какая-то практическая, а еще лучше материальная польза семье, тогда другое дело. Могу лишь сказать, что после нашего отъезда из Александрии Хавьер со всей присущей ему страстью переключился на тему влияния древнеегипетской мудрости на европейскую культуру.

– А вы не могли бы рассказать об этом поподробнее.

– С радостью бы, но я действительно мало что знаю.

В разговор снова вступил Глеб:

– Как вы думаете, а ваш муж мог поделиться этим открытием, о котором вы говорили, с Рамоном Гонсалесом?

Мария Дуарте на минуту задумалась.

– Пожалуй, да. В последнее время у Хавьера были на то весьма веские основания.

– Вы это о чем?

– Дело в том, что мой муж был болен.