Каникулы

«Куда мы торопимся?» — тоскливо подумал Пахом. В комнату долетало кукареканье, мычание, лай собак. Ну, чисто зоопарк. В городе он был обделен утренней симфонией. Автомобильный шум за окном не в счет.

— Давай! Чего сидим? Ты забыл, что нам на охоту? Охота требует хорошей подготовки.

— Не! Я не поеду. От меня же несет за версту. Пьяный за рулем — потенциальный преступник.

Пахом протопал к ведру с водой и зазвенел кружкой.

— Доеду только до первого мента, — проговорил он между глотками. — На этом мое путешествие закончится.

Железная кружка так громко звякала об его зубы, что Серега рассмеялся, а следом за ним Пахом. Видно, жалкое зрелище он сейчас представляет.

— Во-первых, в лесу менты не ходят, — проговорил Серега. — Это для информации.

Пахом в это время допивал вторую кружку воды. Кажется, легчало. А может, вода здесь имеет антипохмельные свойства? Или самогон, смешиваясь с водой, теряет свои убойные свойства?

— Зайцев они тут что ли тут будут тормозить, чтобы они не превышали скорости, когда убегают от лисы? Во-вторых, я знаю одно средство, после употребления которого у тебя будет изо рта нести утренней свежестью. Общение с дедом очень многому научило меня. Это кладезь мудрости!

Сели завтракать. Пахом без всякого аппетита сжевал две ложки творогу, выпил то, что называется чаем, не имея никакого запаха чая, и всё время с тоской поглядывал в окно. Через дорогу у забора стоял на привязи теленок, который подергивал большими ушами и лупил себя по бокам коротеньким хвостиком, отгоняя паутов, которые могли прокусить даже слоновью кожу. Всякая кровососущая и кусающая тварь досаждала с раннего утра, слетаясь кучами на всё живое. Укрыться от этой напасти можно было только в доме. Бабушка уже успела приготовить им снедь на дорожку, которую складывала в их рюкзаки. Василий Иванович сидел на заправленной кровати. Наблюдал за приготовлениями.

— Ну, куда ты столько? — удивился Серега. — Мы же на сутки! Ну, на двое, на трое от силы. А тут на месяц!

— Всё правильно! — авторитетно заявил Василий Иванович. Его тоже мучило похмелье.

Он переменил позу. Кровать громко заскрипела. Вот под такую музыку дедушки и бабушки делали наших пап и мам!

— В лес идешь на день, бери продуктов на неделю. Или забыл?

Бабушка уже успела испечь пирожки. Аромат разносился по всей избе. Но Пахому было все равно. Василий Иванович поднялся, вышел, вскоре вернулся с зачехленными ружьями, которые поставил в углу, где рукомойник. Из мешка он достал патронташ.

— Можете не проверять! Как новенькие! В масле!

Запахло оружейным маслом. У Сереги заблестели глаза.

— У меня же разрешения нет, — сказал Пахом. — Да я и не стрелял.

— У меня и у тебя всё есть, — успокоил его Серега, уминая вареники с викторией. У него всегда был отменный аппетит.

Сок бежал по его подбородку и капал на стол.

— Тайник-то наш помнишь? — спросил Василий Иваныч, когда они вышли из дома с вещами.

Бабушка семенила вслед за ними, на ходу их крестя мелкими быстрыми движениями и приговаривая.

— Помню, дед! Дорогу найду!

— Ну, давайте! Ни пуха ни пера! Вообще дурацкое присловье.

Василий Иванович вздохнул. Потом замахнулся палкой на курицу, которая клюнула его в ступню. Курица боком отлетела в сторону.

— К черту! — произнесли они одновременно. Пошли к машинам.

Медленно двинулись вдоль узкой улицы. Сильно тут и не разгонишься. А если разъезжаться, то надо будет кому-нибудь прижаться к самой ограде. То утка ведет выводок через дорогу, причем приближающаяся машина ее нисколько не пугает, несколько раз она останавливается и крякает, призывая утят, побыстрее перебирать лапками, то встретится медленно идущая свинья, страдающая одышкой из-за жары и излишнего веса, с висящими почти до земли красными сосками, а вокруг нее выводок визжащих поросят, которым, как говорится, вообще всё по барабану. Про кур, неожиданно бросающихся под колеса, овечек, резко шарахающихся от любого шума, уже и говорить не стоит. «Какой-то зоопарк!» — пробормотал Пахом, не снимая ноги с тормоза, он еле полз по улице, которой казалось не будет конца. Дети тоже играли прямо на дороге. Он то и дело сигналил. Детишки, пинающие раздолбанный мяч, поворачивали головы и с недоумением глядели на него, не понимая, чего он от них хочет. И с неудовольствием освобождали дорогу.

Уже копались на огородах хозяйки, медленно брели мужики, для многих утро было самым тяжелым временем суток и поэтому они думали об одном, как побыстрей облегчить свое состояние. У всех, как на подбор, была черная щетина и черные кепки из кожзаменителя. Видно, завезли в местный магазин партию кепок, вот все и обрядились. Бабушки выползли на скамейки, грели под толстыми вязанными еще в прошлом столетии кофтами старые кости и неторопливо вели беседы. Долгими взглядами провожали каждую проезжающую машину, причем смотрели так, как, наверно, в годы войны на оккупированных территориях смотрели на оккупантов. И чего ездют?