Признаюсь, от его слов мне стало страшно. По коже побежали мурашки, словно от холода. Я боялась не за себя – за него. Я ведь успела уже забыть, что он сектант. Нужно помочь ему бросить секту. Я сделаю все, чтобы он понял: Пастор – всего лишь человек. Харизматичный, властный, способный вести за собой, но… всего лишь человек.
Ю Джон вдруг взял меня за руку и крепко сжал ладонь. Я посмотрела на него. Кажется, вернулся его прежний спокойный и вдумчивый взгляд. Мой Ю Джон.
– Я хотел, чтобы ты сбежала, – сказал он. – С самого первого дня, когда увидел тебя. Это место и вся наша жизнь – ядовитая трясина, и я боялся, что и ты утонешь. Потом я думал, что ты сама выбрала это… Что ты хочешь быть ближе к Нему. Но теперь понимаю – это Он выбрал тебя… А значит, тебе не уйти. – Ю Джон пристально вгляделся в мои глаза: – Я ненавидел Его долгие годы, но не мог сбежать. Но теперь я знаю, зачем я здесь. Я останусь с тобой, что бы ни случилось.
В этот момент пиликнул мобильник. Мне в какао-ток пришло сообщение: Пастор пришел в сознание.
В спертом воздухе палаты все еще отчетливо ощущался тяжелый запах крови. Его не могли перебить даже пары спирта, настолько едкие, что, едва войдя, я зажмурилась. Я впервые оказалась наедине с Ним. Он спал, но я знала, что скоро наконец посмотрю в Его глаза. Он откроет их, чтобы увидеть меня.
Моя мать едва не убила Его. Моя мама. Почему так трудно теперь называть ее так? Мама. Она ведь ни в чем не виновата. Виноват только Он. Но я спасла Его. Знает ли Он об этом?
«Пастор читает души. Ему известно все».
Если так, то лучше мне не смотреть в Его глаза. Только этого уже не изменить. Веки на обескровленном лице задрожали и сморщились. По спине пробежал холодок. Я увижу его прямо сейчас. Тот самый взгляд, которым Он смотрел на меня с портрета в последний раз. Взгляд голодного паука.
Эпилог
Дворец конгрессов в деловом квартале Сеула. Огромная махина из стекла и стали. Тут собрались все: Ю Джон, Чан Мин, Тэк Бом, Ха Енг, Мин Ю, Да Вун, Кен Хо, Юнг Иль, Ан Джун, Джи Хе и Катя с мамой, конечно.
Даже Су А явилась. Руки ее уже зажили, и она надела яркое платье с короткими рукавами. Я видела ее в холле задолго до начала, но она не подошла ко мне. Между нами стояла не только ее рухнувшая мечта стать спасительницей Пастора, но и чувства к Ю Джону. И это, похоже, было для нее непреодолимой преградой. Всего несколько дней назад в лесу Су А пыталась убить меня. Мне так и не удалось выяснить, где она скрывалась после того, как вернулась, чтобы разделаться со мной. Мама сказала, что она не появлялась в «клинике», в лагере ее тоже не было. Возможно ли, что она несколько дней провела одна в лесу? Глядя на хрупкую фигурку в летящем платье с рюшами, я едва ли могла поверить в это. Но ее горящий огнем взгляд выдавал, что она способна и на большее. Она ненавидит меня.
Несколько сотен «братьев и сестер» заняли все кресла в зале. Сегодня аншлаг. Все ждут первую после выздоровления проповедь, которая будет транслироваться в прямом эфире во все концы земного шара – для членов общины, которые не смогли сегодня приехать сюда. После нее Пастор объявит меня своей преемницей.
В комнате, где Он готовится к выступлению, с Ним только я. Его дочь.
– Ничего не бойся, – по-отечески напутствует Он.
Он добрый и чуткий. Совсем не такой, как на портрете. Он пристально смотрит мне в глаза и гладит по голове.
– Тебе не нужно будет ничего говорить. Просто поприветствуй общину, – заключает Он.
Я стараюсь сохранить голос спокойным, чтобы Он не понял, что от вида бурлящего зала, который я выхватила, на миг выглянув из-за кулис, меня взяла оторопь:
– Все хорошо, папа. Я не боюсь.
Он мягко улыбается и снова заглядывает мне в глаза. Теперь уже совсем не страшно.
– Бояться не стоит, бояться нельзя, – говорит Он и гладит мои волосы, а потом добавляет, посмеиваясь: – А ведь я обожаю страшные истории. Это я завел традицию рассказывать их на ночь в лагере. Тогда мне казалось, что чем больше страшного ты узнаешь, тем более смелым станешь.
– Страшилки, которые рассказывали в лагере, не напугают и ребенка, – улыбаюсь я в ответ.
– Конечно, нет, чего бояться сказок? Знаешь, у меня есть одна любимая, – Пастор слегка прищуривается. – Я расскажу, и, если не испугаешься, все твои страхи отступят раз и навсегда.
Он говорит так мягко и вкрадчиво, что хочется слушать. Что бы Он ни рассказал, мне не терпится это услышать.
– В давние времена, – начинает он, – жил на свете паук. И был он искуснейший ткач из всех, такой, что на его работу не взглянешь без зависти. И люди так завидовали ему, что слепли от зависти, – их глаза попросту вытекали. Паук же только радовался – он поедал их глаза и не беспокоился о пропитании, только ткал, и ткал, и ткал…
Пастор берет меня за руку и накрывает ее ладонью другой руки. Мягкие, теплые ладони.