Каникулы

Она толкнула дверь, и мы вошли. Это оказалось абсолютно белое помещение, где стояло несколько кресел, а рядом – большие тумбы-центрифуги для сбора крови. За спиной щелкнул дверной замок: мама закрыла дверь на ключ.

– Садись, – мама кивнула в сторону одного из кресел.

– Что ты собираешься делать? – спросила я.

Мама подтолкнула меня к креслу:

– Садись, ты будешь донором.

Я машинально уселась, и мама закатала рукав моего халата. Она сунула мне в руку резиновую грушу, которую я должна была сжимать для лучшего кровотока, и склонилась надо мной, собираясь ввести иглу в вену, но руки ее дрожали. Впервые в жизни я видела, как дрожали руки моей матери. И понимала, почему.

Еще в четырнадцать лет мама потащила нас с сестрой в районную поликлинику, где нам обеим поставили штампы о группе крови и резус-факторе в только что полученные паспорта. «На всякий случай», – сказала она. Тогда-то я и узнала, что у меня вторая группа крови и положительный резус.

– Что ты собираешься делать? – повторила я свой вопрос. – У нас с ним разные группы крови.

Мама отшатнулась, и игла выпала из ее рук.

– Они об этом не знают, – прошептала она.

– Я знаю, это ты проткнула мешки, мама, – мой собственный голос прозвучал холодным, чужим. – Что ты хочешь сделать?

Я ждала, что она ответит. Если сможет произнести это, возможно, сможет и сделать.

– Я убью эту гадину, – выдавила мама сквозь зубы.

Я поднялась и схватила ее за руку, но она вырвалась, оттолкнув меня.

– Не делай этого, мама! – Я снова кинулась к ней. – Пожалуйста, не делай!

– Сядь в кресло, – зашипела она, но голос ее дрогнул: – Сядь в кресло! Ты не знаешь, во что он превратил мою жизнь! Немедленно сядь в кресло!

Я обхватила ее сзади и сжала что было сил. Она дернулась, пытаясь высвободиться, потом еще и еще раз, но я давила сильнее, и она наконец обмякла. А потом разрыдалась. Сквозь слезы она повторяла одно: «Сядь в кресло! Сядь в кресло!» Я отпустила ее, только когда ее плечи перестали вздрагивать.

– Ты не сделаешь этого, ты не можешь убить! – прошептала я.

Мама даже не шелохнулась.

– Я ждала этого двадцать лет, – сказала она. – С той самой ночи, когда он… изнасиловал меня.

– Ты не была его женой?

– Какой женой, Рая? – Ее голос звенел слезами. – Какой женой?! Меня месяц накачивали какой-то дрянью вместе с едой, готовили к обряду, которого я не помню. Я помню только ночь. Даже невменяемая, я орала и отбивалась. Все они, – она показала на дверь, – все слышали, но никто не вошел. Наутро меня отправили в Россию.

– Ты не сказала папе?

– Как я могла? Мы только поженились, он отпустил меня скрепя сердце… – Она закрыла лицо руками. – Господи! Какой это был кошмар! Мы были вместе в ту самую первую ночь после моего возвращения домой. Он целовал меня, гладил мое тело, а я дрожала от отвращения к самой себе! Эту грязь не смыть!

Мама замолчала, я слышала лишь прерывистые всхлипы.

– Я поняла, что беременна, спустя полтора месяца, – снова заговорила она. – Хотела сделать аборт, была готова к любым последствиям, только бы не рожать от него. Тогда уже можно было сделать анализ ДНК, чтобы установить отцовство. Метод инвазивный и связан с риском, но я не могла ждать. Заставила твоего отца сдать кровь, якобы для исключения резус-конфликта, и выкрала образец. Его должны были сравнить с генетическим материалом ребенка.

Мама снова молчала, словно собираясь с силами.

– Но ты… Так и не решилась на аборт?

– Вас оказалось две. От разных отцов.

– Что? – Я не поверила ушам.

– Аномалия овуляции. Такое бывает. Выходят две яйцеклетки и могут быть оплодотворены разными мужчинами, если… Женщина будет с обоими в течение короткого времени.

Я потеряла дар речи. Мама резко развернулась ко мне и схватила за плечи.

– Твоей сестры не было бы на свете, если бы не ты. Я не смогла убить тебя – желанного ребенка от любимого мужчины.

– Так я… Папина дочь?

Мама кивнула, и от сердца разом отлегло.

– Вскоре после родов мне пришло письмо. Пастор сообщил, что знает о том, что я родила его дочерей. Писал, что я могу растить детей спокойно, просил только присылать ему ваши фотографии. И еще писал, что однажды призовет нас. И тогда, если я откажусь, расскажет все твоему отцу. Годами я жила в ожидании кошмара. И несколько недель назад он стал явью.

Ее кулаки вновь сжались.

– Это я тайком сняла на видео вашу первую ночь здесь. Не могла сдержаться, зная, что вас накачивают той же гадостью…

– Ты не боялась, что мы сбежим, узнав, куда попали? – спросила я.

– Отсюда не сбежать. Подключая ваши мобильники к сети лагеря, они установили программу, которая позволяет отслеживать местоположение устройства.

Я взяла маму за руку, но она отстранилась:

– Если не расправлюсь с ним сейчас, он заберет вас. Не останавливай меня. Он превратил мою жизнь в ад и заслужил смерть!

Она произнесла последнюю фразу с таким жутким спокойствием, что мне стало страшно. Она может спасать жизни. Может и убить – сейчас я видела это в ее глазах.

– Мама, пожалуйста… Нельзя так… Нельзя убивать его…