Волк оскалился, глядя на Сальджу. Тот снова отступил назад, но больше уже не двигался. Наоборот, напрягся всем телом, приняв защитную позу.
«Ты – добыча, – произнес внутренний голос, – но, прежде чем кто-то из них получит тебя, они должны сцепиться!»
Не дыша, я шагнула в сторону, а спустя секунду волчий рык слился с визгом Сальджу, который, к моей радости, не отступил. Они сцепились, свившись в яростный клубок шерсти, как дворняги, не поделившие кость. А я рванула прочь. «Клиника» совсем рядом, и добраться туда было моим единственным шансом на спасение.
Страх подгонял. Я бежала что было сил, и, наверное, не прошло и полминуты, как оказалась у ворот. Стучать не пришлось: камера зажужжала, наводя зум. Похоже, кто-то по ту сторону не верил собственным глазам. А может, наоборот, меня ждали. Секунды, что прошли до мгновения, когда щелкнул электронный замок чугунной калитки, длились невыносимо долго. Я озиралась по сторонам, ожидая погони. Ничего. Только холодный ночной ветер студил покрытую мурашками кожу.
Я вошла во двор, и дверь захлопнулась за спиной. И это «клиника»? Похоже на элитный загородный коттедж. Изящные клумбы, искусно подстриженные кроны карликовых деревьев, горбатые мостики в китайском стиле и громада здания, похожего на замок спящей красавицы. Туда-то мне и нужно.
Я прошла через двор и оказалась перед массивной дверью. Звонить не пришлось: дверь тут же отворилась настежь. Я едва успела отскочить в сторону, когда Ю Джон с выпученными, словно в диком ужасе, глазами вылетел из дому. Он промчался мимо, даже не заметив меня, а потом одним прыжком забрался на калитку и, переметнувшись на другую сторону, побежал прочь.
«Господи, там же волк!» – подумала я и бросилась за парнем, но не пробежала и пары метров, когда дверь снова распахнулась. На пороге стояла моя мама. С первыми ее словами мне в лицо полетел белый медицинский халат.
– Рая, в каком ты виде! – крикнула она. – Я поседела на полголовы, когда увидела тебя на камерах! Что с тобой случилось?
И правда, я ведь была в одном лифчике. Поспешно натянув халат, я стояла, будто вросла в землю. Меня трясло. Мне хотелось броситься маме на шею, хотелось сказать, как я ждала ее, как надеялась, что она приедет спасти нас, но я не могла. Мама смотрела на меня так, словно я – провинившийся ребенок. Как будто я опоздала в институт, не сдала зачет или забыла купить корм кошке.
– Меня только что чуть не сожрал волк, – выдавила я.
– Волк? – удивилась мама. – Здесь испокон веку не было волков.
Что она скажет мне, узнав, что могло случиться в лагере между мной и Чан Мином? Может, «братья испокон веку пальцем не трогали сестер»?
– Ты из этой секты, мама? – не удержалась я. – Почему ты не сказала нам?
– О чем не сказала? – удивилась она. – О том, что твой отец – великий человек? Я ждала дня, когда Он призовет нас. Я знала, что этот день наступит, но до того должна была молчать. В отличие от других Его детей вы с сестрой не были благословлены возможностью расти рядом с Ним. Но именно вы нужны Ему. Я всегда знала это.
Я не верила собственным ушам. Моя мать – сектантка. Она обманула мужчину, который любил ее всю жизнь и которого я считала отцом. Она двадцать лет ждала, когда «великий человек» – Пастор – призовет ее.
– Где Катя? – спросила я.
– О, с ней все в порядке, не волнуйся, – мама небрежно махнула рукой. – Она отдыхает. Входи же!
Мама поманила меня внутрь, словно удивляясь тому, как так вышло, что я до сих пор стою на пороге. Мы оказались в просторном холле, залитом приглушенным светом. Мягкие ковры, хрустальные люстры, картины в массивных рамах, скульптуры – тут явно любили роскошь.
Мама вела себя как хозяйка. Грациозной походкой проследовала она к лестнице, ведущей на второй этаж, вдоль которой тянулись массивные деревянные резные перила. Стены тут были затянуты шелковой тканью. Вот тебе и «клиника»!
На втором этаже мы прошли по длинному коридору и остановились у одной из дверей.
– Он там? – спросила я.
– Нет, здесь твоя сестра. Хочешь увидеть ее?
Я кивнула, и мама распахнула дверь. Эта комната и впрямь напоминала больничную палату. Она была небольшой и просто обставленной: стол, тумба, кровать. При свете ночника на кровати я увидела Катю. Она спала. Рядом стоял штатив капельницы. Трубки вели к ее руке. Я вопросительно посмотрела на маму.
– Она спасла Его. Сдала крови в несколько раз больше нормы, – мама произнесла это с гордостью. – Но сейчас немного ослабла. Это пройдет.
– Чем он болен? – спросила я.
– Онкология. Химиотерапия дала хороший результат, но спровоцировала анемию. Потребовалось переливание крови.
– Химиотерапия? А как же «бансутанг»? Неужели не помог? – съязвила я.
Мама посмотрела на меня с удивлением:
– Надо же, я и не ожидала от тебя такой осведомленности!
– Он продавал этот препарат тысячам больных людей, убеждая их отказаться от другого лечения. А сам?
– Рая, прошу тебя, – голос матери вдруг стал мягким и вкрадчивым. – Ты не можешь судить Его. Это Пастор. Он видит и знает больше любого из нас. Он должен жить. Ради нас всех.