– Потому что я твой босс, – немного успокоившись, ответил Ярослав. – А босс – это почти что бог. От его ока ничто не скроется. Ты, Варвара, самый уязвимый член нашего коллектива. И когда я вижу следы катастрофы, я первым делом думаю о тебе.
– Вот спасибо, – пробормотала она.
– Я решил, будто на подступах к офису ты вступила в схватку с Ружейниковым. Этот дурак встретился мне в коридоре и не смог толком ничего объяснить. Каюсь – я немного погорячился.
Каким образом босс погорячился, выяснилось через несколько минут после того, как он, ворча, отправился к себе. Вот тут-то в кабинет вошла Лариса Руденко и, потирая руки, сообщила, что Карпухин засветил Ружейникову в глаз.
– Ну, Валера таки нарвался! – заявила Лариса, улыбаясь во весь рот. – Жалко, вы этого не видели!
Лариса была стройной, но крепкой девушкой с широкими плечами и узкими бедрами. Она носила короткую стрижку, всегда ходила в штанах и удивительно напоминала мальчика-подростка. И повадками, и нежным баском.
– А ты видела? – поинтересовалась Варя.
– Я – нет, но Муся видела своими глазами.
– Муся! – скептически воскликнул Макс.
– Можете не верить, но у Ружейникова под глазом синяк. Тоня прикладывает к нему куски сырого мяса.
– Чьего мяса? – не унимался Макс.
Сегодня он был на редкость разговорчивым. И вообще вел себя как человек, а не как радиоприемник, всегда настроенный на одну-единственную волну – рабочую.
– Не волнуйся, мясо из магазина, – хохотнула Лариса. – Все живы, хотя никто плодотворно не работает. Даже Хворобок оторвался от своего туристического справочника, чтобы поглядеть на Валеркин синяк.
Сема Хворобок переводил знаменитый путеводитель по Мадриду и окрестностям и не укладывался в сроки, в связи с чем сделался невыносимым и верещал, словно цикада, даже если кто-то просто громко топал, проходя мимо его комнаты. Его все отвлекало и раздражало, ему все мешали, он был невыносим и наслаждался этим.
Вообще Хворобок занимался только письменными переводами и никогда не сопровождал гостей, потому что постоянно вступал с ними в конфликты. Он был маленького роста, безобразно одевался и на каждый вопрос отвечал: «А чего такого?» Карпухин считал, что у Семы изысканное перо, и терпел все его выходки.
– Ну, если даже Хворобок возбудился, значит, синяк знатный! – согласился Макс. – Я прямо сейчас пойду смотреть.
Варя тоже с удовольствием сходила бы посмотреть на фингал на морде Ружейникова, но понимала, что делать этого не стоит. Хотя бы потому, что фингал поставили из-за нее. Пусть и по недоразумению! Почему-то ее страшно развеселило то, что босс применил физическую силу, не разобравшись в деле до конца. «Все-таки он у нас потрясающий!» – подумала Варя. Это «у нас» было таким добрым, свойским, безопасным, что она порадовалась своей находке и решила всегда говорить про Карпухина именно так: «Наш босс».
«Мой босс», по ее мнению, было каким-то неловким. Каждый вечер, когда Варя, по заведенной в конторе традиции, отправляла Карпухину по электронной почте ежедневный отчет, он неизменно возникал в «аське» с вопросом: «Все в порядке, госпожа Тучина?» Или, впечатленный ее результатами, писал: «Ты героиня, Варвара». И присылал страшную рожу или цветочек. Отчего-то эти рожи и цветочки Варю слегка смущали. Наверное, потому, что она понимала: ни Максу Юргунову, ни Эдику Тавлаю он ничего подобного не шлет. Нет, конечно, с его стороны это никакой не флирт, но все равно…
Почти весь день Варя не выходила из кабинета, погрузившись в текучку. Текучки было много, и она радовалась, что нашлось время подчистить хвосты. За своей сумочкой она послала безропотного Макса, а отправляясь в туалет, сначала проверяла коридор – нет ли там Ружейникова – и лишь потом трусцой добегала до места. Один раз она наткнулась в туалете на Тоню Мохову, которая, напевая, намыливала руки куском пахучего земляничного мыла.
Тоня говорила про себя, что она стройная блондинка, заточенная в тело коротконогой брюнетки. Невысокая и плотненькая, с неопределенной прической и полным отсутствием косметики на лице, Тоня брала не внешностью, а ловкостью и полезностью. Она умела делать решительно все – варить бесподобный кофе, накладывать гипс, ремонтировать принтеры и лечить рыжим идиотам синяки, поставленные начальством.
– Варь, тебя Ружейников теперь ненавидит, – сообщила Тоня, блаженно понюхав высушенные руки.
– Что значит – теперь?
– Не знаю, из-за чего у вас вражда…
– Я тоже не знаю, – пожала плечами Варя.
– Да ладно! – У Тони был озадаченный вид. – Вряд ли вы просто не приглянулись друг другу.
– Тонь, я понятия не имею, почему Ружейников ко мне цепляется. Попробуй сама у него узнать.
– Попробую, – согласилась Тоня, окидывая Варю задумчивым взглядом. – Может, он к тебе клеился, а ты его отшила?
– Он никогда ко мне не клеился! – гордо ответила та, глядя на себя в зеркало и удивляясь, до чего свежей она сегодня выглядит. Всем из-за нее надавали по морде – Владику, Ружейникову, – а она цветет и пахнет.
– Может, ты просто не заметила? – не отставала Тоня.