Каникулы на колесах

Для начала я выписал самые легкие слова, которые сами, что называется, просились на бумагу. Столбики быстро удлинялись. Столбики — потому что я для удобства проверки, и чтобы не повториться нечаянно, сразу же начал выписывать их с разбивкой на одинаковую первую букву: авто, автол, автор; балет, билет, бинт, бант; волос, ворот, ворона, вобла и так далее.

Любопытство сильно разбирало меня. «Неужели она напишет больше слов, чем я? Быть того не может!» Мне очень хотелось хоть одним глазком заглянуть в ее листок, но правила честной игры запрещали такое подглядыванье. К тому же я был уверен в своих силах. Но невольно замечал, что и Наташка пишет почти все время, с маленькими остановками.

Поразмыслив, я поднатужился и заполнил еще несколько столбиков на другие согласные буквы. Из меня сыпалось, как из мешка. Появились длинные столбики слов на «Т», «Р», «Л», «Н».

Я крепко надеялся на букву «С», и она не подвела меня. На эту букву мне удалось написать столбик слов почти такой же длины, как на букву «Т». Но самый обильный урожай принесла с собой буква «М». Настоящий рекордсмен: тридцать пять слов! Были там и простейшие: мост, молва, мера, мена, мотив; но и такие трудные, как меринос, маневр, метанол. Гораздо медленнее пошло дело, когда я переключился на гласные буквы. Все же и тут получился столбик изрядной длины. Когда новые слова перестали рождаться в моем мозгу с прежней легкостью, я использовал другой прием: перебрал все комбинации гласных и согласных букв. Потом начал комбинировать сочетания из трех букв. На бумаге появились столбцы трехбуквенных слов: бал, бас, бар, вар, вал, лен, лес, лев, сор, сом, тир, мир… Перечитав полученные слова наоборот, справа налево, я добавил к списку еще несколько слов — «перевертышей».

Авторучка быстро скрипела по бумаге. Я строчил слова одно за другим, а у Наташки паузы становились все длиннее. Она явно выдыхалась. С начала состязания шел уже второй час. И тут она не выдержала, приподнялась на локтях.

— У тебя сколько?

— Да за двести перевалило, — прикинув на глаз общую длину столбиков, не без гордости сказал я.

— Двести-и?! — ужаснулась Наташка. И, отбросив авторучку, рывком села. — А у меня и ста не наберется…

И подняла обе руки вверх.

— Да ты не спеши сдаваться, — попытался я уговорить Наташку. — Можно еще полчасика накинуть. Ты же в первый раз играешь, а я уже руку набил в этой игре.

— Нет, нет! — заупрямилась Наташка, вскакивая на ноги. Удивительно легко у нее это получалось. Словно ее подкидывала какая-то невидимая пружина. — Хватит. На вот, проверяй, — сунула она мне бумагу.

— Это не так делается. Читай вслух свои слова, а я их буду у себя вычеркивать. А потом сравним, у кого сколько слов осталось.

Мы положили листки на гладкий капот автомобиля и принялись за сверку. Солнце уже закатилось, и дедушка включил для нас переносную лампочку от аккумулятора, проявив неслыханное великодушие ради торжества своего любимого внука.

— Стой, стой, какая Тортила? — вскоре прервал я Наташку. — Имена собственные писать нельзя. Я же тебя предупреждал. А так бы я и Тибет вписал, и Витим, и Брест, и мало ли что еще.

— Значит, вычеркнуть Тортилу? — печально спросила Наташка. Она опустила голову, и ее роскошная коса соскользнула на капот, закрыла наши листки. Я отодвинул косу рукой и ощутил при этом, какая она шелковистая и тяжелая. Мне стало так жалко Наташку, что даже выигрывать у нее расхотелось.

— Ладно уж, оставь Тортилу, — разрешил я.

— Да нет, играть надо по правилам, — вздохнула Наташка. Ей не нужны были поблажки.

Когда мы закончили сверку, у нее осталось совсем мало слов. Но некоторые из них были довольно-таки заковыристые. Даже я не додумался до них: ранет, ратин, стеарин, минарет, манто, метеор, лабиринт, лорнет, берет, ореол, орбита… На букву «Е» я вообще не смог придумать ни одного слова, как ни бился, а она написала «енот». Все же почти сто моих слов остались невычеркнутыми. Победа была разгромной. Но Наташка недолго горевала.

— Погоди, я еще проверю твои слова, — погрозилась она. — Может быть, ты жулик, обманываешь меня. — Наташка взяла мой листок, повела по нему смуглым пальцем с перламутровым ноготком. — Стой! Вот — марс. Ты же сам говорил, что имена собственные писать нельзя. А это название планеты.

— Не только планеты! Да, Марсом называется и планета, и бог войны. Если написано с большой буквы. Но марс — это еще и площадка на верху мачты, — запротестовал я. — С марса матросы высматривают китов, неприятеля, землю. Не читала, что ли? Да почти в каждом морском романе, особенно старинном, найдешь это слово.

— Верно, вспомнила, — согласилась Наташка. — А вот это что за «аортит»?

— Название болезни.

— Ой, врешь ты, Дикий Кот, пользуешься моей темнотой, — подозрительно сощурилась Черная Молния.

— Лопни мои глаза! — поклялся я. — Да вот хоть папу спроси.

— И спрошу, будь уверен. Дядя Володя, вас можно на минуточку?