Каникулы на колесах

Мы кладем черепаху на прибрежную полосу сырого песка, и она сейчас же начинает царапаться вверх, на песчаный откос. Все ясно — Тортила сухопутного происхождения. Еще немного, и она скрывается из виду. Пусть живет и дальше на свободе.

Игра

— Слушай, все забываю спросить, почему дядя Володя называет тебя иногда не Аликом, а Диким Котом? Я уже несколько раз слышала.

Как обычно, мы с Наташкой загорали на песке у самой воды.

Я рассказал ей о наших дорожных псевдонимах.

— Вот это здорово! Придумай и мне какое-нибудь имя.

— Из Фенимора Купера? Или из «Гайаваты»?

— Все равно. Только подходящее.

Я напряг память. Но в голову, как на зло, лезли совершенно посторонние мысли. О том, как замечательно было бы и на будущий год встретить Наташку. А еще лучше, списаться заранее, поехать сразу двумя машинами куда-нибудь на Волгу, в Закарпатье или даже на Урал. Дядю Васю никаким маршрутом не испугаешь. И уж совсем отлично было бы, если б Николаевы и в самом деле решились переехать в Москву, а Наташка поступила бы в нашу школу…

— Ну, что же ты? — нетерпеливо повернулась на бок Наташка.

Я уныло развел руками.

— Знаешь, ничего путного в голову не лезет…

— Это потому, что ты лежишь, разнежился на песке. Вставай, встряхни мозги, чтоб заработали.

Наташка любит командовать. Не знаю почему, но так уж получается, что я частенько подчиняюсь ей. И на этот раз мне хотелось еще спокойно позагорать на солнышке, а вместо этого я послушно поднялся. Но не упустил случая поддразнить ее. Как все москвичи, я заметно «акаю». А она, как истая северянка, выделяет в словах букву «о». И мы пикируемся в шутку: «Мая Масква на семи халмах стаит», — копирует мое произношение мурманчанка. Я в таких случаях тоже не теряюсь, вытягивая губы трубочкой, немилосердно катаю круглое как обруч: «Говорить говори, но зря огород не городи». И на этот раз я повторил ее слова:

— Потому что…

Мы спустились к самой воде и шли босиком по сырому песку. Круглые розовые Наташкины пятки погружались в песок, и сейчас же ямки, выдавленные ими, заполнялись водой. Я увлеченно следил за тем, как она беспрерывно печатает ямки, и сам начал вдавливать пятки поглубже.

Наташка остановилась внезапно и так резко, что я натолкнулся на нее.

— Ну, сообразил что-нибудь?

— Утренняя Роса? Лесная Лань? — не думая, поспешно выпалил я первое, что пришло на ум.

— Здрасьте! При чем тут роса? И чем я похожа на лань, да еще лесную? — возмутилась Наташка. — Ты же сам говорил: нужно какое-то правдоподобие, характерный признак, сходство.

Я напряженно размышлял. Волосы, брови, ресницы — все у Наташки, кроме глаз, было угольно-черное. Но не назовешь же ее Чернавкой или Чернушкой? Нехорошо как-то, даже обидно… Стоп! А Черная Молния? Неплохо! Она же и в самом деле на редкость проворна. Настоящий живчик, как капелька ртути.

Наташка одобрила свое новое имя. Но тут же потребовала:

— Надо дать дорожные имена и моему папе, и маме.

— Захотят ли они? — засомневался я. — Еще посмеются над нами…

— Родители меня всегда слушаются, — отрезала Наташка.

Вот уж что правда, то правда! Пришлось мне снова шевелить мозгами, уже наполовину расплавленными от солнца. С дядей Васей было просто. Такому богатырю имечко само пришлось на язык — Белый Медведь. А вот как назвать тетю Веру? Северная Заря? Полярное Сияние? Еще немного — и я наверняка свихнул бы себе мозги в поисках подходящего имени. Но внезапно меня озарило.

— Соленая Вода! — заорал я в восторге от собственной находчивости. — Дядя Вася — Белый Медведь, а тетя Вера — Соленая Вода.

— Принято! — утвердила Наташка мое предложение. Вопреки моим опасениям, Николаевы не стали возражать дочери. Торжественный обряд присвоения им дорожных имен был поручен, вполне понятно, старейшине нашего семейного клана, Великому Змею. За неимением жезла или посоха он вытащил из багажника заводную ручку и коснулся ею коленопреклоненных аборигенов Севера:

— Сим отроковица Натаха нарекается отныне Черной Молнией. Родитель ее, отче Василий — Белым Медведем, родительница Вера — Соленой Водой. Именовать всех троих в дороге означенными именами.

Черный Гепард и Бледнолицая Сквау наблюдали за потешной процедурой с самым серьезным видом, не позволяя себе даже улыбнуться, а я скакал вокруг в восторге, что наша затея поддержана родителями.

Вечером Наташка, как всегда, помогла матери приготовить ужин, вымыла посуду, подмела вокруг палатки. Глядя на нее, я тоже взялся за дело: для начала надраил до зеркального блеска алюминиевый чайник, потом принялся за жирные сковородки. Мама похвалила меня за усердие, но тут же ввернула:

— Наташа определенно благотворно влияет на тебя, сынок. Раньше я за тобой таких приступов трудолюбия что-то не замечала. Жаль, что она не в Москве живет. Глядишь, совсем бы исправился, имея такого товарища.

У меня даже уши загорелись. Надо же — мама будто подслушала мои мысли. Но, конечно, я промолчал, ничего не ответил. Само собой — товарищ из Натахи был бы отличный. Но что толку мечтать о несбыточном?