Каникулы на колесах

Сборы были недолгими. Решили выезжать рано утром следующего же дня. А накануне вечером к нашей стоянке подошла Свиридова. Как видно, совесть все же мучила ее.

— Вы уж извините, что так получилось…

— Ну что вы, не волнуйтесь. Спасибо вам за приют, за доброе отношение. Мы же хорошо понимаем, что от вас ничего не зависело. Рад, что мы расстаемся друзьями. И не поминайте нас лихом!

На рассвете мы, как и собирались, покинули Скадовск. Снова наша «Мышка» дрожала каждым суставом своего железного тела, сползая в бесчисленные ямы, прыгая на буграх и по окаменелым глубоким колеям. Горячо надеюсь, что теперь эта убийственная для автомобилей дорога ушла в прошлое, к Скадовску проложили нормальную асфальтированную трассу.

Наконец грунтовка кончилась и мы снова выехали на гладкий асфальт. Как же обрадованно загудел мотор, как резво понеслась вперед машина, подминая под себя километры, весело шурша шинами! Куда девались ее жалобные скрипы! Двигатель тянул мощно и ровно, бодрящий ветер мгновенно выдул из салона жару и пыль.

— Слава дорожникам, строителям автомобильных трасс! — крикнул я.

— Слава, слава, слава! — дружно подхватил весь наш экипаж.

Мы и в самом деле любим и глубоко уважаем дорожников. С каким терпением и в жару, и в холод они тщательно утюжат катками каждый квадратный метр дороги, укладывают асфальт, строят мосты, чтобы не только легковушки, но и грузовики с зерном, овощами, фруктами, молоком другими нужными грузами могли мчаться потоком на высоких скоростях. Есть дорога — и не страшны любые расстояния; нет — и все в глубинке гниет, пропадает зря. Подумать только: меньше чем за минуту «Волга» пробегает километр дороги. А ведь один этот километр — тысячи кубометров земли, сотни тонн асфальта, кюветы, трубы, лотки…

Думы о дорогах снова увлекли меня, но тут впереди показался Днепр. Мы пересекли его по широкому настилу плотины Каховской ГЭС. Далеко внизу со страшной силой глухо ревел могучий водяной поток. Он вырывался из тесных отверстий плотины, как вулканическая лава. Глядя на водохранилище, я невольно вспомнил вдохновенные слова Гоголя: «Чуден Днепр при тихой погоде…» Да, широк стал Днепр, еще шире, чем во времена Гоголя. «Редкая птица долетит до середины Днепра»… А что сказал бы великий писатель, увидав Каховское море?

За Каховкой мама пересела к тете Вере, а Наташка перебралась в нашу «Волгу». Дорога пошла прямая и пустынная. Встречные автомобили попадались совсем редко. Сказывалась удаленность от больших городов.

— Хочешь порулить, Дикий Кот? — неожиданно спросил меня дедушка.

Хочу ли я? Да еще на глазах у Наташки? Что за вопрос? От радости я даже подпрыгнул на сиденье.

— Всегда готов! С пребольшим удовольствием, — отозвался я.

Дедушка остановил «Волгу», и я сел за руль. С места взял не совсем удачно, вернее, совсем плохо: автомобиль прыгнул вперед, как собака; я слишком быстро отпустил педаль сцепления. Но мотор не заглох, и «Мышка» послушно побежала по дороге. Не зря дедушка тренировал меня на глухих проселочных дорогах Подмосковья. В зеркальце я видел расширенные от любопытства синие глаза Наташки. Она восхищенно следила за каждым моим движением, и гордость прямо-таки распирала меня. Милый дедушка, как он понимает меня, как я благодарен ему.

Перед мостами и при появлении встречной машины дедушка заметно напрягался, но к рулю не притрагивался, он только держался начеку, чтобы мгновенно помочь мне, если понадобится. Но я вел автомобиль уверенно, не виляя.

Километровые столбики один за другим оставались позади. Я рулил по гладкой дороге, и было до того хорошо, что мне хотелось петь. Теплый ветерок ласково гладил лицо, ерошил волосы. «Мышка» чутко отзывалась на малейший поворот руля. Мимо проносились припудренные желтой пылью лесополосы, пересохшие от долгого зноя кукурузные поля, серые телефонные столбы, на которых важно восседали грачи и ястребы.

Я готов был мчаться так до самого вечера. Но движение на шоссе стало плотнее. Мы уже приближались к Херсону. Дедушка снова сел за руль.

— А у тебя неплохо получается, Дикий Кот, — похвалила меня Наташка.

Я просиял от гордости.

Полевой суд

— Обвиняемый, встаньте! Признаете себя виновным?

Я встал с канистры.

— Нет, не признаю. С какой стати?

— Ясно. Садитесь.

Я снова плюхнулся на канистру, заменявшую скамью подсудимых. Прямо передо мною с самым торжественным видом сидел Великий Змей, председатель полевого суда. По правую руку от него расположился член суда Белый Медведь. Прокурорские обязанности выполнял Черный Гепард. Моим адвокатом и защитником вызвалась быть Бледнолицая Сквау. Соленая Вода и Черная Молния составляли публику. Между мной и судьями лежало вещественное доказательство совершенного преступления — огромная янтарная гроздь винограда.