Каникулы на колесах

Тут меня осенила новая идея. Я вспомнил чеховского «Злоумышленника», переменил позу на самую почтительную, состроил плаксивую рожу и провел рукавом по глазам.

— На то вы и образованные, чтоб понимать, милостивцы наши. А мы люди темные. Нешто мы понимаем?

Дедушка удивленно взглянул на меня, явно недоумевая, но папа быстро сообразил, какой я сделал ход и тут же подхватил:

— Все ты, братец, понимаешь. Только прикидываешься дурачком. Ты нам еще про шилишпера тут расскажи. Сорвал ведь эту гроздь?

— Чаво? — переспросил я.

— Ты это свое «чаво» брось, отвечай на вопрос прокурора: рвал виноград? — снова взял слово дедушка.

— Знамо, рвал. Но только с ихнего дозволения, сторожа, значит. А шилишпер у нас не водится. Пущаем леску без грузила…

— Ладно, помолчи.

Но меня уже понесло.

— А ежели вы насчет недоимки сомневаетесь, ваше благородие, то не верьте старосте. Вы лучше непременного члена спросите. Креста на ём нет, на старосте-то…

Прокурору пришлось надавить мне на плечо, чтобы я снова уселся на канистру и умолк.

— Суд переквалифицирует состав преступления и, соответственно, статью обвинения на пятьсот первую, — объявил дедушка, пошептавшись с дядей Васей. — Подсудимому вменяется в вину совращение должностного лица, находящегося при исполнении. Слово имеет прокурор.

— Высокий суд! — вдохновенно начал свою обличительную речь папа, поднимаясь со стульчика, резким движением головы отбрасывая волосы с высокого лба. — Налицо тяжкое преступление. Используя преклонный возраст сторожа, особые черты его характера, простодушного и доверчивого, умело играя на его вполне понятной гордости за колхозное богатство, применяя тонко рассчитанную лесть, подсудимый склонил престарелого блюстителя порядка к противозаконным деяниям, побудив угостить виноградом. Нетрудно предвидеть поистине катастрофические последствия такого рода преступлений. Они неминуемо и быстро приведут к полному опустошению некогда богатых виноградных плантаций. Культурное растениеводство вынуждено будет отступить к северу, подальше от оживленной автомобильной дороги, за пределы досягаемости со стороны подобных аморальных элементов, дерзающих поднимать руку на общенародное достояние. И вскоре там, где еще недавно шумели обильные плодоносящие сады и виноградники, услаждая взоры законопослушных проезжающих путников, раскинутся лишь однообразные голые пески. Пустыня начнет свое извечное наступление. Сердце сжимается от горечи, — театрально всхлипнул папа и поднес платок к совершенно сухим глазам, — я цепенею при мысли о неизбежном оскудении этого дивного уголка земного шара, столь щедро осыпанного благодеяниями Природы. А посмотрите на обвиняемого, как он закоснел в своем упорстве, не желая сознаваться в совершенном им злодеянии. Видите ли вы в чертах его лица хотя бы бледную тень раскаяния? Увы, его нет и в помине. Нет, высокий суд, это не невинная жертва неосмотрительности или рокового стечения обстоятельств, а закоренелый преступник. И мы обязаны бестрепетно покарать его. Да не минет его возмездие, высокий суд. Дикси. Я сказал, — с пафосом закончил свою речь папа-прокурор и поклонился публике.

— Что имеет сказать защита? — вопросил дедушка, усиленно хмуря брови, силясь погасить неудержимую улыбку.

— Многое, ваша честь! — легко вскочила на ноги мама. — А прежде всего то, что мой подзащитный вообще не подлежит суду, тем более полевому, ввиду своего несовершеннолетия. Второе: презумпция невиновности требует, чтобы обвинение доказало виновность подсудимого совокупностью улик, фактов, документов, показаний свидетелей. А что мы имеем налицо? Лишь голую риторику прокурора! Располагает ли он хоть какими-либо фактами, документами, свидетельскими показаниями? Ни единым! Мы имеем налицо лишь добровольное чистосердечное признание самого подсудимого. Как явствует из его ответов, он и не помышлял единолично лакомиться доставшейся ему виноградной лозой. Нет, он собирался разделить трапезу со всеми нами. Разве это не свидетельствует о наличии добрых начал в душе подсудимого. И, наконец, третье, и наиглавнейшее, на что я обращаю особое внимание высокого суда. Это фактор наследственности, хорошо знакомый судебной медицине. Взгляните на уши подсудимого, определите градус их оттопыренности, переведите взгляд на уши того, кто только что с таким красноречием, достойным Демосфена или Плевако, требовал для моего подзащитного самой суровой кары, и вам многое станет ясно. А, я вижу, прокурор бледнеет! Он начинает понимать, что…

— Я протестую! — подпрыгнул на стульчике папа. — Защита использует недопустимые приемы!

Великий Змей посовещался с Белым Медведем и важно объявил, снова пристукнув молотком:

— Протест удовлетворен. Защита, не переходите на личности.

Тут Наташка, которая уже давно еле сдерживала смех, разразилась неудержимым хохотом. Председатель суда покосился на нее и сделал зверское лицо.

— Еще одно нарушение порядка — и я удалю публику из зала суда. Защита, продолжайте.