Каникулы на колесах

На секунду мне стало жутко. Но я уже миновал киль и, сильно работая руками и ногами, быстро шел вверх. Шумно, в пене и брызгах выскочив на поверхность воды, я медленно поплыл вдоль правого борта теплохода. Теперь Наташку отделяло от меня судно. Много позже я понял, насколько глупой, даже жестокой была моя выходка. Но тогда я ликовал: "Вот крутится сейчас, как волчок, высматривает, где я вынырну! А меня нет и нет. Обплыву корабль вокруг, тогда покажусь ей. Попугаю немножко", — думал я.

Однако я переиграл. События развивались стремительно.

С минуту-полторы Наташка действительно вертелась в воде, чтоб увидеть, где я всплыву, но, не дождавшись, быстро вскарабкалась на палубу по веревочному трапу и бросилась к моим родителям с отчаянным воплем:

— Алик утонул!

Папа, мама, дедушка всполошились.

— Что ты говоришь?! Где?

— Тут вот, тут! — лепетала Наташка, показывая влево от судна. — Крикнул, что хочет достать дна, и не вынырнул.

Ни о чем больше не спрашивая, как был, в новых, тщательно разутюженных брюках, в туфлях, папа прыгнул с борта в воду. На палубе поднялась суматоха. Рявкнула сирена. В воду полетел спасательный круг. Не понимая, что произошло, но встревоженные шумом и сигналом, купальщики поплыли к теплоходу. Кто-то крикнул:

— Акула-а!

А я в эту минуту уже поднимался по веревочному трапу правого борта. Выскочил на палубу и сразу подбежал к маме. Мне и в голову не могло прийти, что именно я виновник всей поднявшейся на судне суматохи, беготни пассажиров.

Что произошло потом, помню плохо. У меня смешались все мысли. С одной стороны в меня судорожно вцепилась и окаменела мама. С другой — вихрем налетела Наташка. Тут же появился папа. С его щегольских брюк лилась вода, затапливая в лужице замшевые туфли. Он наклонился, навис надо мною. Я закрыл глаза и съежился…

Весь этот день Наташка не разговаривала со мной. Напрасно я канючил, предлагал ей сыграть в слова, проведать археологов, сходить на колхозный ток, послушать радиоприемник. Она упорно отмалчивалась, отворачиваясь от меня. Надо же, какой характер! Родители отругали меня, — и поделом! — на все корки, но на том и кончилось. А Наташка упорно не желала мириться. Меня уж и зло на нее разбирало, и жалко ее становилось. Все-таки ведь это она за меня переживала так горячо.

До самого вечера я бродил по пляжу один, как неприкаянный, отверженный всеми. И такая меня тоска разобрала! И в море не тянуло, и солнышко не радовало. Весь белый свет стал вдруг не мил. Удивительно — сколько я раньше один играл, бродил, и никогда ведь мне скучно не было, а тут, пожалуйста, мировая скорбь одолела.

Когда совсем стемнело, я подстерег Наташку на берегу и подошел к ней. В темноте легче разговаривать, не так стыдно.

— Слушан, Наташ, ну, нельзя же так! — тихонько сказал я. — Ну, я извиняюсь. По-дурацки получилось, понимаю. Хотел пошутить, не подумал, что так оно все обернется…

— Пошутить? Это ты шуткой называешь? — так же тихо ответила Наташка. Наконец-то хоть что-то ответила, заговорила!

А потом стала отчитывать меня. Эгоист, мол, я, и хвастун, и лентяй, и соня, никудышный вообще человек. Даже от мамы мне сроду так не влетало. Разобраться, с чего она так разбушевалась? Кто она мне, в конце-то концов, чтоб так меня песочить? Всего-то знакомая девчонка, товарищ по путешествию. Но в те минуты я стоял перед нею как лопух и только неопределенно хмыкал.

Послушать ее, так выходило, что я весь состою из одних только недостатков. Раньше она признавала, что я и начитанный парень, и культурный, и развитый, и повидал-таки многое в жизни. А тут сразу забыла про все мои достоинства.

Прощение я получил от нее только на следующее утро. Но видно было, что Наташка еще долго переживала в глубине души мою нелепую выходку. Я уж сто раз пожалел, что решил выкинуть этот номер. Тоже мне — человек-амфибия, покоритель морских глубин, новый Жак-Ив Кусто…

Змея

Окончательно забылся мой "подвиг" после памятного всем нам нового приключения, которое случилось вскоре же после прогулки на теплоходе.

Рано утром всех нас поднял на ноги истошный крик мамы, доносившийся из палатки. Что-то смертельно напугало ее.

Первым бросился на крик дедушка. За ним очумело выскочил из машины и я. Но не успели мы подбежать к палатке, как оттуда опрометью выскочил папа.

— Змея! — крикнул он.

Без очков я совершенно беспомощен, почти слеп. Пока метнулся обратно к "Волге", схватил очки, всегда хранившиеся ночью под задним стеклом, папа и дедушка уже успели вооружиться палками.

— Вон она! — крикнул папа.

Теперь и я разглядел: там, куда указывал папа, среди мелких камней и кустиков полыни быстро извивалась блестящая, словно металлическая, лента. Змея спасалась бегством. Большие валуны, под которыми она могла бесследно исчезнуть, были уже совсем близко от нее.