Каникулы на колесах

На новом месте, где валяются только куски битого кирпича, все начинается сначала. Я сильно подозреваю, что дедушке очень нравится сам процесс труда, создание полезной утвари из никчемного хлама.

— Значит, так, — командует неутомимый Великий Змей, — ты, Дикий Кот, иди пошарь на обочинах, а я обследую вон ту полянку.

На реке Снов мы планировали простоять целую неделю, и дедушка превзошел самого себя. Под углы палатки, чтоб не сырело днище, хоть оно и прорезиненное, подложил по куску камеры; вход в палатку замостил разноцветными камешками; между двух сосен натянул веревку для сушки белья. О всевозможных полочках и столиках я уже не говорю. А в довершение всего Великий Змей укрепил лагерное хозяйство целой системой проволочных растяжек. Вечером все эти растяжки становились невидимыми, и впоследствии я не раз плюхался на землю, пока не научился пробираться наощупь, словно через минное поле, к нашей палатке.

— Тут перезимовать можно, а не токмо что отдохнуть недельку, — убежденно заявил папа, с удовольствием оглядывая благоустроенную стоянку. — Отель "Астория" да и только. Поехали в Чернигов на промысел, разведаем там насчет банок и крышек на всю честную компанию. До темноты мы еще успеем обернуться.

Я подумал, не увязаться ли мне за папой, но тут Наташка позвала меня купаться, и мы побежали с ней на речку.

Высоко в небе пролегал "Млечный Путь" — след военного самолета. Мы заспорили, на какую максимальную высоту могут подниматься современные самолеты. С авиации разговор, естественно, перешел на космические темы.

— А я личную "Волгу" Гагарина видел! — похвастался я.

— Где? В кино?

Ответить я не успел. Наташка нырнула в воду. Вслед за ней прыгнул с обрыва и я. Плавали мы довольно долго, из воды вылезли только тогда, когда почувствовали, что у нас зуб на зуб не попадает, но на горячем песке быстро согрелись.

— Слушай, Алик, а ты и взаправду видел машину Гагарина? Наяву, не в кино? — спросила Наташка, едва мы улеглись на песке. Как видно, мое сообщение заинтересовало ее.

— С тобой всякое терпение лопнет! Ну, подумала б сама, зачем мне врать? И что тут такого особенного? Возвращались в Москву, свернули с Минского шоссе в бывший город Гжатск. Это он теперь переименован в Гагарин, как родина первого космонавта Земли. Там, в доме, где он жил и рос, создан музей Гагарина.

— Имени Гагарина, — нерешительно поправила меня Наташка.

— Да не имени, а его музей. Так на черной доске и написано: "Мемориальный музей Гагарина Юрия Алексеевича". Дом одноэтажный, на каменном фундаменте, с шиферной крышей. Маленький дворик, а в нем, в стеклянном гаражике, как в прозрачном саркофаге, стоит его черная "Волга". С оленем на капоте, как у нашей "Мышки", с московским номером. Табличка: "Личная автомашина первого космонавта СССР Ю. А. Гагарина".

— А машина новая, наверное, с иголочки? — хитро прищурилась Наташка, заглядывая мне сбоку в лицо. Она лежала на животе, пересыпая песок сквозь пальцы. Еще сырой купальник плотно обтягивал ее бронзовые плечи.

— А вот и нет! Думаешь, взяли да на новенькую "Волгу" и нацепили табличку? У нее все шины стерты. По протектору видно, что пробежали много километров. И краска кое-где шелушится на кузове.

— Значит, точно, его машина… А в самом музее интересно?

— Экспонатов много, глаза разбегаются. Бушлат его лежит, и ремень со штампом "РУ" на пряжке. Он же Люберецкое ремесленное училище когда-то окончил, под самой Москвой. Скафандр его там же, оранжевого цвета, в котором он летал в космосе. Подарки из разных стран, фотографии…

— А город красивый?

— Теперь красивый. С тех пор как над ним взял шефство Ленинский комсомол. А был ветхий, какой-то запущенный, пока студенческие строительные отряды не преобразили его. Уж если комсомол взялся, тут будь уверена, дело пойдет на лад!

— Да-а… — протянула Наташка. И внезапно огорошила меня неожиданным вопросом. — А ты думаешь вступать в комсомол?

— Обязательно.

Наташка перекатилась на спину и села, обхватив колони руками, пристально посмотрела на меня с необычно серьезным видом.

— Слушай, Алик, а ведь звание комсомольца надо заслужить чем-то. Вот жил Гагарин, прославил всю нашу страну, в историю вошел. А ты, я, что мы совершили в жизни?

— Вон ты о чем… — протянул я. Удивительно, никогда раньше я не слыхал от Наташки подобных слов. — А что мы такого можем с тобой совершить? Сейчас от нас одно требуется — чтобы хорошо учились. Я так и учусь, нормально, на четверки-пятерки. Еще и в школьную стенгазету заметки пишу.

— Тоже мне — подвиг! — пренебрежительно фыркнула Наташка. Критический дух окончательно обуял ее. — Помнишь, ты рассказывал мне об одном французском враче… забыла, как его… ну, что на резиновой надувной лодочке два месяца плыл один-одинешенек через весь Атлантический океан. Питался одной рыбой, пил из нее же сок вместо воды, чтобы доказать людям, что человек не погибнет от голода и жажды после кораблекрушения, если только не поддастся страху.

— Ален Бомбар, — напомнил я, очень довольный, что Наташка переключилась с моей вполне рядовой личности на знаменитого врача.