Каникулы на колесах

По обе стороны шоссе тянулись уже убранные поля, ощетинившиеся жёлтой стерней. Кое-где чернели свежевспаханными ломтями чернозема делянки, подготовленные под озимый сев. На горизонте в нескончаемом хороводе кружились беленькие домики деревень.

Как видно, этот мирный украинский пейзаж и навеял папе новые мысли, далекие не только от промчавшегося ралли, но и ото всей нашей эпохи.

— А ведь когда-то здесь, друзья мои, проезжала Екатерина II, — неожиданно изрек он. — По дороге из Петербурга на Чёрное море, через Новороссию.

Я перебрал в памяти всё, что мне доводилось читать об этой поездке русской императрицы. Как ни знатна и богата была она, а всё же ехала в карете, пусть раззолоченной. И не по гладкому чистому асфальту, а по просёлочным дорогам-большакам. И скорость у её экипажа была, по нынешним понятиям, смехотворная, хоть и перепрягали лошадей на каждой станции. Небось, солнце припекало карету, в окна летела удушливая пыль, надоедали назойливые мухи, от лошадей воняло потом… Нет, даже сравнивать нельзя её путешествие с ездой на нашей замечательной "Мышке"!

— Хоть она и царицей была, а далеко ей до нас! — выпалил я. — Мы ей сто очков вперёд можем дать.

— В каком смысле? — удивился папа.

— А вот в каком… — Я пересказал свои мысли и закончил. — Вот что делает научно-техническая революция! Вполне обыкновенные советские граждане, а катим, как и не снилось никаким царям. Ручаюсь, за нашу "Мышку" Екатерина II сто пудов отвалила бы золотом. Без разговоров.

Все посмеялись, но папа вдруг наклонился вперёд, положил мне на плечо тяжёлую руку:

— Про одну революцию ты, сынок, вспомнил, а почему же о другой молчишь?

— О какой? Об Октябрьской революции? Так при чем она здесь? Автомобиль изобрели ещё до неё. И хорошие дороги давно строят.

— Верно. Но я о другом. Где гарантия, что и без революции наша жизнь сложилась бы так же хорошо? Дедушка наверняка так и прожил бы свой век в деревне. А мы с мамой? Вполне могли бы остаться без высшего образования. И занимался бы дедушка извозом на лошадях, а мы скрипели бы перьями в конторе какого-нибудь купчишки или в департаменте, наподобие Акакия Акакиевича. Или и того хуже — искали бы хоть какую-нибудь работу, чтоб иметь кусок хлеба. Что, не так, скажешь?

Я открыл было рот, но смолчал, поражённый внезапной мыслью. А ведь верно папа говорит! Не в одной технике счастье. Вон какие в Америке автомобильные дороги. Блеск! А какие по ним бегут "Кадиллаки" да "Линкольны"! Только много ли радости от роскошных лимузинов безработным? Тем, что стоят в очередях у биржи труда, хлебают благотворительный суп, ночуют на решётках метро… Каково им на эти лимузины смотреть? Или на витрины магазинов? Там за стёклами и ветчина, и торты, и колбасы всякие, а у него желудок щемит от голода, ни цента в кармане. Домой придёт, ещё хуже: голодные дети смотрят на отца, ждут, может быть, хоть сегодня что-нибудь для них заработал…

Вот тебе и научно-техническая революция…

Первый закон дороги

Полосатые километровые столбы с табличками пролетали один за другим. Позади остались жёлтые поля, чёрная пахота. Теперь по обеим сторонам магистрали встали высокие медностволые сосны с пышными кронами. Под их строгим присмотром, словно младшие сестренки, стайками кучерявились на пригорках весёлые берёзки. Вот интересное дерево! Не зря о нем сложено столько стихов и песен. Есть в берёзе и в самом деле что-то необычное, радостное. Каким бы угрюмым ни был лес, а увидишь в нём хотя бы несколько светлых берёзок — и сразу на сердце веселее.

Время от времени прямое шоссе поднималось на вершину холма, и тогда перед нами открывалась даль на добрый десяток километров. Внизу, в сырой низинке, под мостиком извивалась поросшая ольховником речушка. К ней лепился домик дорожного мастера с непременным колодцем, стожком сена, по-хозяйски прикрытым куском брезента или полиэтилена, с разными пристройками.

Так я беспечно глазел по сторонам, пока по укоренившейся штурманской привычке не взглянул на приборы. Взглянул и тут же привскочил, едва не ударившись головой о крышу машины. Стрелка указателя температуры воды подползала на шкале к ста градусам.

— Дедушка, перегрев!

— Ну, молодец, штурман, не проморгал! — похвалил меня Великий Змей. И тут же дрогнувшим голосом озабоченно добавил. — Неужто опять запорожская история повторится?

У меня ёкнуло сердце. Я сразу понял, что имел в виду дедушка.