Теша и Семён в лес, конечно, не пошли. Ребята брели за Лешим, тихонько переговариваясь между собой и гадая, что тот собирается им показать. Дима Доброхотов и Митя Гроссман возбуждённо обсуждали возможный клад. Они всё-таки не поверили ни единому Мишиному слову о том, что «сокровище» вряд ли можно будет взять в руки и унести с собой. А Арам и вовсе поднял его на смех, когда Миша упомянул про цветок папоротника. Как снисходительно пояснил юный учёный, папоротник не цветёт никогда, поскольку размножается спорами, как грибы.
И только Тоха Гаврина готова была поверить чему угодно и в чём угодно поддержать Мишу. Она даже извинилась за то, что назвала его «трусом». И сообщила, что давным-давно простила за победу в кроссе. На самом деле за возвращённую медаль она готова была простить всё на свете. Теперь она, кажется, вовсе не выпускала свой талисман из рук и даже за обедом поминутно проверяла, на месте ли он.
Сейчас Тоха шла рядом с Мишей. По другую сторону от него шагал Арам. И Миша думал о том, как здорово, что он с ними обоими познакомился. А ещё в какой-то момент он с изумлением подумал про себя, что до сих пор не услышал ни единой жалобы от Лизы Исаковой.
– Привет! – шепнула Мише появившаяся будто ниоткуда девушка. Тоха от неожиданности отшатнулась.
– Эт-то ещё кто такая?
– Это Сенява, – как ни в чём не бывало сообщил Миша. – А там – Русява, Дубровница, Березница…
Девушки, посмеиваясь, окружили ребят со всех сторон. Поневоле пришлось остановиться. Да ещё и Леший вдруг куда-то исчез! Вот одна из девушек взмахнула рукавом – и взметнулись вокруг палые осенние листья. Закружились, осыпаясь и будто танцуя в воздухе. Вот повела рукой вторая – и взвились в воздух белой метелью лепестки весенних цветов. Притопнула ногой третья – и выглянули из травы алые головки ягод. Казалось, все времена года смешались вокруг. Пахло одновременно цветами, палой листвой, грибами, земляникой и чем-то ещё, чему люди не придумали названия. «Наверное, просто чудом», – подумалось Мише.
– Пожалуйте, гости дорогие, званые!
Перед ребятами появилась крошечная – с две ладошки – старушка в платочке и переднике-листике и низко, в пояс, поклонилась. Рядом с ней возник такой же крошечный старичок в шляпе, похожей на большую шляпку гриба, и также поклонился. Зашевелились вокруг кусты, будто тоже кланяясь, и Миша уже вовсе не удивился, когда одно из деревьев качнуло кроной и нагнулось в поклоне. И даже когда почти под ногами появился вовсе уж крохотный человечек в шапочке-жёлуде.
– Боровик, Кустич, Листич, Орешич[8]
… – представляла странных существ старушка. – А меня бабой Листиной кличут, я над лесавками старшая, – она кивнула на девушек в белых платьях. – Много нас в лесу, покуда лес живёт – и мы живём, душа леса…Унялся, наконец, вихрь листьев и лепестков, и оказалось, что ребята стоят в совершенно незнакомом месте. И прямо перед ними между деревьями виднелся просвет, откуда поблёскивала тёмно-синяя в лунном свете вода.
«Озеро!» – догадался Миша, а деревья между тем уже расступились, позволяя ребятам пройти.
– Ничего себе! Ух ты! – Восхищённо охая, ахая и прицокивая языками, ребята высыпали на берег.
Восхититься было чем. Озеро, залитое лунным светом, будто светилось изнутри, и огромные молочно-белые кувшинки на нём казались почти прозрачными.
– Ой, Купала на Ивана! – взметнулся звонкий голос Русявы, и тут же прочие лесавки подхватили песню:
– Купала на Ивана!
Девушки пели, а вокруг озера, будто подчиняясь их песне, на глазах распускались самые невероятные цветы всевозможных расцветок, прямо из-под земли проклёвывались и тут же расцветали травы, появлялись тоненькие зелёные спиральки, мгновенно разворачивавшиеся в крупные листья папоротника. Снова налетела снежная метель весенних лепестков, и в их вихре опустилась на воду стая белоснежных лебедей.
Как заворожённые, боясь пошевелиться, ребята смотрели на озеро. И вот на островке в самой его середине появилась слабо светящаяся точка. Замолкла песня, но в воздухе теперь будто дрожала музыка. Точка поднялась из зарослей папоротника на длинном стебле, и стало видно, что это крупный зелёный бутон. Спустя мгновение бутон будто треснул вдоль – и ясный, тёплый свет хлынул от этой трещины. И наконец цветок распустился.
– Жар-Цвет, – благоговейно прошептала рядом одна из лесавок.
Если бы кто-то попросил Мишу описать, как выглядел легендарный цветок папоротника, он бы, пожалуй, попытался обрисовать руками в воздухе что-то довольно крупное, неопределённых очертаний, и выдавил в итоге просто: «Красивый». Если бы кто-то попросил описать цветок Тоху, она сказала бы, что он похож на розу, а если Катю Величко – она сказала бы, что на орхидею. Если бы кто-то попросил Арама описать цветок, он какое-то время рассказывал бы о расположении бесчисленных широких лепестков и тычинок со сверкающей пыльцой, а потом замолчал бы и махнул рукой, беспомощно пожимая плечами.