Каникулы Теши Закроватного. Теша в поисках клада

– Дедушка леший, выведи меня!

И леший вывел. Правда, не к дому, а туда, куда юной Настасье необходимо было попасть в эту ночь – волшебную ночь, купальскую.

Заметив проблеск света между деревьями, девушка кинулась к нему… и замерла от открывшейся ей картины. Удивительной красоты озеро лежало перед ней – озеро, о котором она, выросшая в этих краях, никогда и слыхом не слыхивала. Даже старая нянька не рассказывала ни о чём подобном.

Прямо из мерцающей при лунном свете воды поднимались неслыханной красоты цветы, удивительные растения окружали озеро со всех сторон. Над водой низко нависали тонкие ветви плакучих ив. Ошеломлённая Настасья прикасалась то к одному невероятному цветку, то к другому.

– Одолень-трава – с ней любого врага одолеешь… – зашептал прямо в ухо неизвестно откуда взявшийся голос.

– У меня нет врагов, – растерянно ответила Настасья и оглянулась. Никого вокруг не было.

– Рута[7] красная, ворожейная, червонная, – продолжал голос. – Кто ни взглянет на тебя – тот и полюбит, никто не уйдёт…

– Зачем это? – удивилась Настасья. – Жених и так меня любит.

– А ты его? – прошелестело рядом.

Девушка пожала плечами и слегка вздохнула.

– Что твоё – от тебя не уйдёт, – сказал кто-то. – Что чужое – тебе не надобно.

Раздвинулись вдруг длинные ветви деревьев над озером, расступились кувшинки, и Настасья увидела, откуда шёл загадочный свет. Посередине озера показался крошечный островок, заросший папоротником. И в самой гуще папоротниковых зарослей на длинном стебле сиял нездешним светом дивный цветок, каких никто и никогда не видывал.

– Только в себе своё сокровище отыщешь, – прошептал кто-то за спиной Настасьи. Но она уже не стала оглядываться. Протянула руки – и сияющая чаша цветка отделилась от стебля, поплыла над озёрной гладью и упала прямо в подставленные Настасьины ладони. Жаркий свет цветка не обжигал, а лишь согревал ласковым теплом. Ничему уже не удивляющаяся Настасья, словно во сне, подняла глаза, чтобы снова взглянуть на озеро. И увидела, как стая белых лебедей опустилась на водную гладь и начала будто исполнять чудесный танец…

Настасья смотрела на лебедей, но виделось ей в их танце иное. Она слышала сердцем дивную музыку, водная гладь вдруг превратилась в сцену, по которой порхали лёгкие, как лебединые перья, танцовщицы на белоснежных пуантах.

В эту самую ночь Настасья поняла, что никогда не выйдет замуж за богатого соседа. А ещё она поняла, чем станет заниматься всю свою жизнь. Она нашла своё сокровище.

Конечно, отец считал внезапное увлечение дочери танцами блажью. Он не верил ни единому Настиному слову про чудесное озеро и его дар, и на учение в Петербург отпускать её не собирался. Ради счастья дочери он готов был выдать её замуж силой, и в итоге девушка сбежала.

Многие годы отец не мог простить её за этот побег. Даже тогда, когда услышал, что Анастасию Белоцерковскую называют великой балериной и приглашают на гастроли в лучшие театры мира… и даже тогда, когда через поверенных Настенька оплатила все отцовские долги. И лишь когда она написала, что вышла замуж и готовится родить ребёнка, отцовское сердце не выдержало. Александр Христофорович отправился в Петербург, чтобы увидеть внука, и наконец примирился с дочерью – давно успешной, знаменитой, богатой и очень счастливой. Настасья хотела бы обеспечивать и отцовскую старость, но этого уж гордость Александра Христофоровича не позволила.

В Петербурге же и подхватил он хворь, от которой страдал несколько лет, уже вернувшись в усадьбу. Когда до его глуши дошли вести о революции, Александр Христофорович был уже очень болен. Старая болезнь и дурные вести окончательно повредили его рассудок. Старик в одном исподнем ушёл в лес, велев слугам не приближаться к нему. Он блуждал всю ночь, а на её исходе вышел к озеру. Никто не знает, что он там увидел. Вот разве что старый леший – тот-то знает, да не скажет. Одно ясно: теперь Александр Христофорович видел Настино озеро с лебедями и знал, что ни одного слова дочь его не сочинила. Знал, что не выдумала Настасья свой дар, своё сокровище, свой талант, что не преувеличивали их театральные критики и столичные писаки. Он и хотел бы, наверное, попросить у дочки прощения за то, что сомневался, да уже не мог. Всё только повторял про Настино озеро и сокровище…

* * *

– А знаешь что? – Леший задумчиво подёргал себя за мшистую бороду. – А приходи назавтра – завтра ночь верная, ворожейная, купальская, да полнолунная к тому! И друзей своих бери. Авось расцветёт для кого из вас цветок папоротня, Дар-сокровище укажет.

– Всех-всех можно взять? – недоверчиво переспросил Миша, сжимая в руке Тохину медаль.

– Всех бери! – щедро разрешил Леший.

Уже попрощавшись с Лешим и подойдя к забору, ограждавшему лагерь, Миша вдруг вспомнил кое-что.

– Дядя Леший! – окликнул он, обернувшись. – А в пещере-то кто ухает? Там тоже… чудище какое-то живёт?