Каникулы Творца

Вот и все события, если не считать таковыми: возобновившихся ночных свиданий с Невидимкой; намёков на полкоролевства, неоднократно и настоятельно произнесённых Его Величеством; и наконец начатых в непосредственной близости от дворца строительных работ: спешно возводилась безобразная по архитектурному решению, но прочная по замыслу крепостная стена. Специально для этого строительства Королём была учреждена должность Придворного Фортификатора, и принят был на эту должность некий дальний родственник Дворецкого — по протекции последнего, разумеется.

Настоящие события если и происходили, то где-то за пределами королевского дворца, а может быть, и за пределами королевства. Там сказка шла себе своим чередом, предуготовляя Рыцарю Зари новые приключения (тела). Пока же Аристарх развлекался беседами с Придворным Звездочётом (он же Чародей, он же Алхимик, он же просто Мудрец), единственным во дворце представителем научной интеллигенции.

Алхимическая лаборатория располагалась в высоких сводчатых подвалах одного из хозяйственных корпусов, который вскоре должен был оказаться за пределами крепостной стены. Там, в этих подвалах, чаще всего и происходили их неторопливые, окрашенные своеобразным юмором, беседы, по нескольку раз прерываемые появлением посыльного из ружейных мастерских.

Дело в том, что одной из обязанностей Придворного Чародея было присутствовать при окончательной стадии выплавки булатной стали и при закалке каждого нового клинка. Потребность же в новых клинках неимоверно возросла, ибо армия бунтовщиков, предводительствуемая Долгом, судя по непрерывно поступающим сведениям лазутчиков, тоже активно вооружалась, используя в качестве арсенала Мёртвое ущелье. Одного за другим Долг загонял в драконью дыру своих ближайших сподвижников. И пока армия Долга по цепочке передавала наружу отлипшие от стен мечи и доспехи, сподвижник либо умирал от сердечного приступа, либо становился непреклонным бойцом с твердокаменными убеждениями и сердцем, закалённым в огне классовой ненависти…

Мудрец, заслышав шаги посыльного, извинялся, извлекал из потайной ниши под вытяжным шкафом длинный, змеиной кожи, мешочек с чёрным колдовским порошком (обыкновенным углём, который он выжигал необыкновенным способом из причудливых исходных компонентов) и торопливо удалялся, загадав на прощанье очередную астрологическую головоломку. Например: «Каких деяний надлежит избегать особам королевской крови, если на исходе весны нижний рог молодого Месяца коснётся такой-то звезды в созвездии Льва?»

Оказывалось, что молодой Месяц может коснуться этой звезды лишь своим верхним рогом, и не на исходе весны, а ранней осенью или в конце лета; что происходит это не менее пятнадцати раз за столетие; и что никакой роли в определении судеб такие пустяки не играют в силу их очевидной регулярности и предсказуемости. «Гадать по Луне, благородный рыцарь, это всё равно что гадать по башенным часам: можно предсказать начало обеда или окончание утренней церемонии одевания, но не более того. Совсем другое дело эпициклы Сатурна или, скажем, Юпитера…»

Как ни странно, сии замысловатые загадки, простроенные по образцу «висит на гвозде и стреляет», доставляли удовольствие обоим. По разным причинам. Звездочёту нравилось демонстрировать свою осведомлённость на доступных уму благородного рыцаря примерах, Аристарх же находил небезынтересными параллели между причудливой учёностью сказочного Мудреца и не менее причудливыми путями человеческого познания.

Кратковременные отлучки Придворного Чародея к оружейникам позволили Аристарху более тесно ознакомиться с его алхимическим оборудованием и реактивами. Дважды он пытался самостоятельно воспроизвести опыты (а точнее будет, пожалуй, сказать: фокусы) Мудреца, но оба раза потерпел поражение, ибо руководствовался химическими, а не алхимическими законами. В третий раз его внимание привлекла колода магических карт, на которой, увы, даже простенький пасьянс не сошёлся. Что поделаешь — сказка… Зато волшебный кубок оказался действительно волшебным и, по-видимому, никаких ограничений не имел. В умелых руках, разумеется. От вина же, сотворённого Аристархом, отчётливо попахивало серой и фосфором. Но пить его было можно, что он и проделал, не рискуя превращать вино обратно в воду и спешно заметая следы своего любопытства.