Каникулы в Чернолесье

— Может, захлопнуть окно? Тогда я его не услышу.

Ворон не пошевелился.

— Думаешь, он не придет? — спросил Герман.

— Пр-ридет, — отозвался ворон. Голос у него был не скрипучий, а скорее хриплый, зажатый, как в трубке старой рации.

Может быть, поэтому Герман посмотрел на свою «моторолу». Та не подавала признаков жизни.

— Я готов принять его условия, — проговорил Герман, как бы ни к кому не обращаясь. — Теперь уже готов. Они нас переиграли. Опередили. Он уже с ними. И то правда: что мы можем предложить парню четырнадцати лет? А они могут.

— Др-руг, — деревянным голосом произнес Карл. Похоже, он мыслил не хуже человека, только не любил говорить много.

— Да. Еще и друг. С друзьями у нас тут совсем хреново. Думаешь, этот бродяга Вик, или как его там звать, нарочно затянул его в свою чертову стаю?

— Бр-ред, — каркнул ворон.

— Ну да, ну да. Мне тоже кажется, что он тут ни при чем. Его тоже развели втемную. Это они могут. И все же интересно, почему этот молчун подружился с Сережкой? Почему… именно он?

Ворон хотел что-то ответить, но в этот момент ожила рация на столе. Старый Герман протянул руку — наверно, даже слишком поспешно.

Раздалось уже знакомое шипение, больше похожее на радиопомехи, и этот шум каким-то чудом понимал Герман.

— Ты здесь? — спросил он.

Ответом был короткий, но насыщенный отрезок шума.

— Я выхожу, — сказал Герман.

Ворон Карл беспокойно заерзал на столе, взмахнул было крыльями, но Герман погрозил ему пальцем. Ослушаться тот не мог и остался на месте. Только когда Герман спустился по лестнице на первый этаж, Карл тяжело взлетел и пересел на подоконник у раскрытого окна, чтобы быть начеку. Что и говорить, он тоже был верным другом.

Внизу хлопнула дверь. При свете фонарей на мачтах Герман пересек двор и отпер задние ворота (те самые, от которых у Сергея не было ключа).

За забором было темнее. Тьма наползала со стороны леса. Черный туман стелился по темной траве, и вступать в него ни в коем случае не следовало.

Поэтому Герман остановился.

Ждать долго не пришлось. Прямо из жидкой тьмы, похожей на разлитую нефть, соткалась черная фигура. Фальшивый доктор Штарк в своем кожаном пальто подошел ближе и остановился, поигрывая тонким хлыстиком-стеком, словно взятым напрокат из какого-то заштатного военного музея.

— Я уже засомневался, что ты придешь, Гройль, — сказал Герман. — И все же я ждал тебя. Ведь я прошлой ночью уже был у вас. Жаль, не застал…

— Ты прав, — кивнул барон. — Это мой ответный визит. Визит вежливости, ха-ха… а вот ты невежлив. Ты снова называешь меня — Гройль? Я напомню: мое имя — Флориан Штарк. И опять же из чистой вежливости я поинтересуюсь: понравился ли тебе наш чудный детский лагерь? Ты заметил, что в нем стало многолюднее? Прибавился, как минимум, один юный пионер?

— Как прибавился, так и убавился, — сказал Герман. — Этот кусок тебе не по зубам, Гройль.

— Флориан. Или Штарк.

— Ты слишком рано празднуешь победу, Федор Старкевич. Ты обманом заманил его в свою волчью стаю.

— Ничуть не бывало. Он приехал сам. На той электрической штуке, которую ты сам ему опрометчиво подарил. Более того: он был в восторге. Не говори мне, что это не так. Его теперь от наших девчонок за уши не оттащишь. А те пишут ему послания. Мой помощник Феликс любезно читает их мне вслух.

— Феликс? Феликс Ковальчук? Я прекрасно помню, каким он был раньше, пока не попал к тебе. Он был лучшим учеником в гимназии. В кого ты его превратил?

— Просто я тоже неплохой учитель. И наша школа будет поинтереснее любой другой. Ты не находишь? Я просто показал ему… некоторые новые возможности.

— Ты не можешь учить тому, чего не знаешь сам.

— Не усложняй, — Флориан-Федор легонько хлестнул стеком по голенищу своего сапога. — Вспомни, с чего все начиналось: с мистики. С научной фантастики. А теперь мы имеем реальную силу. Мы делаем, что хотим. Мы рвем этот мир, как… кстати, как что? Забыл. Есть какая-то ваша русская поговорка, напомни мне…

— Оставь свою болтовню, — прервал его Герман. — Ты предлагал мне сделку? Я согласен. Ты не трогаешь моего парня. Я оставляю в покое вас.

— Не-ет, — Гройль растянул сухие губы в улыбке. — Сделка больше не актуальна. Еще вчера… утром… я бы над этим подумал. Но сегодня у тебя нет козырей. Нет, собственно, и предмета договора. Твой любимый внук узнал свою истинную природу. Теперь он один из нас. Один из нас, Герман. — Слово «нас» он произнес со значением. — И ты знаешь, твой Сергей очень хорош. Он очень, очень быстрый. Он едва не убил Феликса. Тот рассказывал мне об их поединке, а сам скрипел зубами от обиды… они еще померятся силами, дай срок. Не удивлюсь, Герман, если в один прекрасный день ты найдешь в овраге чье-то растерзанное тело… и заметь, мне почти безразлично, чьим оно будет.

— Ты негодяй, Гройль.

— Я знаю. Но у меня такие методы воспитания. У меня нет любимчиков.

— У тебя нет совести, — сказал Герман.