Каникулы в Чернолесье

Вик долго не отвечал. В полутьме я видел, как он лежит, глядя в потолок, и его большие глаза как будто светятся. Но в них всего лишь отражалась луна.

— Не знаю, — сказал Вик. — Я только знаю, что это… волк-мертвец. Подземный волк. Я слышал о таких. Они спят в темных шахтах. Они ушли навсегда и не могут вернуться. Наши пути не пересекаются.

— Но… он же пришел?

— Он не пришел, — сказал Вик. — Он только… показался. Иногда мы видим их. И от этого бывает еще грустнее.

— А ты? Ты когда-нибудь видел своих? Это ты с ними говорил?

Я слышал, как он скрипнул зубами.

— Не спрашивай, — сказал он. — Мне будет плохо. Не спрашивай.

Я понимал, о чем он говорит. Теперь уже понимал. Только не знал, как ему помочь.

— Хочешь, выпьем чего-нибудь? — спросил я, немножко краснея. — Есть пиво. Я могу принести из подвала. Там дед все запасы прячет.

— Не надо, — сказал он. — Спасибо.

— Никто не заметит. Давай схожу, а? Я знаю, где висит ключ.

— Ты потом сходишь. Завтра. Спи.

Я смотрел на него и пытался читать его мысли. Но видел только сплошную темноту, похожую на тот поганый туман, что поднимался из Чернолесья. Только у меня не было излучателя, который мог бы пробить эту тьму.

— Вик, — сказал я.

— Да?

— Я хотел тебе сказать, Вик… ты хороший человек, Вик.

— Я? — он шмыгнул носом. — Я сам не знаю, какой я. И человек я или нет… тоже не знаю.

— Слушай, Вик. Не говори ерунду. Я знаю: ты мой друг. И мне больше ничего не надо знать.

— Только поэтому я еще жив, — проговорил он тихо-тихо.

И добавил еще тише:

— Не навсегда.

Затем он уткнулся носом в подушку, давая понять, что отвечать больше не будет.

* * *

Утром я проснулся от холода. Балконная дверь была приоткрыта, оттуда тянуло сквозняком. Солнце успело подняться высоко. Вика нигде не было.

Я вздохнул. Встал и вышел на балкон. Веревка, которую я привязал накануне, так и свешивалась вниз, пусть и не доставала до земли. Розовый куст, впрочем, на этот раз остался нетронутым, и никаких иных следов под окном я не заметил. Вик был ловчее меня.

Я спустился по лестнице вниз.

Странно, но деда я там не встретил и его любимчика Карла тоже. Окно было распахнуто, и со двора доносились голоса. Обычные, человеческие.

Ничего не оставалось, как выйти и посмотреть.

— Понятия не имею, — говорил дед милиционеру Сапегину. — Спроси что-нибудь полегче.

Рядом, конечно, переминался с ноги на ногу и Михалок. Они продолжали разговор и даже как будто не посмотрели на меня. Именно это показалось мне странным, не знаю, почему.

— Твои салюты были видны даже из деревни, — продолжал Сапегин. — От кого ты оборонялся? Может быть, просто принял лишнего под вечер?

Я подумал, что именно этого ответа они и ждали. И даже намекали, что неплохо бы так ответить.

Но Герман сделал вид, что не понял намека. Может оттого, что я стоял рядом?

— Я же говорю, случайность, — повторил он. — Не знаю, что это было. Возможно, лисица полезла под забор. Или кабан думал забраться в огород.

— Или волк? — предположил Михалок, со значением глядя на Сапегина.

— Теперь тебе везде мерещатся волки, — проворчал Герман. — Еще скажи, что ты опять видел волчьи следы.

Полицейские переглянулись.

— Мы видели следы, — сказал Сапегин хмуро. — Не здесь. А в овраге, на берегу Чернушки. Возле трупа мальчишки из лагеря.

— Что-о? — воскликнул я. — Это Вик?

Трудно даже объяснить, почему я поступил так неосторожно. Уже в следующую секунду я подумал, какой я идиот. Потому что оба полицейских воззрились на меня, будто в первый раз увидели. Правда, еще через секунду я понял, что на самом деле они только и ждали, когда я сделаю подобную глупость.

— Нет, — медленно произнес Сапегин. — Это некий Андрон Шестаков, юный качок из спортшколы в Гродно. Найден мертвым сегодня утром. Но ты сказал: «Вик»? С этого места поподробнее. Кто такой Вик? Почему ты подумал, что это мог быть он?

Мой дед Герман хотел что-то ответить за меня, но Михалок покосился на него и приложил палец ко рту.

Тогда я сказал:

— Вик тоже из «Эдельвейса». Это мой друг. Вот я и спросил.

— Ты не знаешь, где он? Он пропал? — спросил Сапегин еще настойчивее. — Он звонил тебе?

— У него нет телефона, — сказал я.

— У них там запрещены телефоны, — пояснил Михалок. — Они все там такие идейные.

— То-то их девчонки и гуляют по деревне в наушниках, — не поверил Сапегин. — Я лично сам встретил вчера возле магазина целую компанию… Но к делу. Итак, ты не знаешь, где этот Вик, — обратился он уже ко мне. — Вот и директор лагеря не знает, где он.

— Гройль? — ляпнул я, совершив очередную глупость.

— Кто такой Гройль? — не понял Сапегин. — Фамилия директора — Старкевич. Или ты знаешь еще одного директора?

— Я не знаю их директора, — сказал я.

— И это странно. Потому что он упоминал тебя.

Отчего-то мне стало страшно. Мне было нечего бояться, но этот полицейский сказал, что Гройль говорил про меня, а я слишком многое знал про этого Гройля. И я его видел — вот уж о чем точно не стоило бы вспоминать.

Наверно, я побледнел, потому что мой дед приблизился и положил руку мне на плечо.