До начала мероприятия оставалось всего двадцать минут. Мое выступление было третьим, и я уже чувствовал этот трепет внутри. На сборных концертах трудно уделять должное внимание качеству звука — под каждого артиста не подстроишься на сто процентов. А всё равно хотелось, чтобы выступление прошло так, как надо.
Я зашел в гримерку, закрыв за собой дверь и, как обычно, собираясь провести десять минут в тишине, чтобы настроиться и немного распеться.
И тут мне бросилась в глаза эта картина…
Моя гитара стояла расчехленной, с перерезанными струнами — словно искалеченная душа. Злоумышленник даже не потрудился стереть следы преступления. Мой искореженный инструмент сразу бросался в глаза, стоило переступить порог.
Я никогда прежде не сталкивался с таким цинизмом. Я слышал про жестокость шоу-бизнеса, и до меня доходили слухи, что некоторым девушкам-звездам, чаще моделям, портили платья, подсыпали в косметику всякую гадость. Но в том, чтобы испортить дорогостоящий инструмент, была особая бессердечность. И дело здесь даже не в цене. Для музыканта гитара становится чем-то вроде правой руки. Конечно, можно подобрать и заменить струны, ее хотя бы не разбили — и на том спасибо, — но как теперь выступать? И тур через три дня…
Я в два прыжка оказался перед своим инструментом, сел на корточки и провел рукой по струнам, которые больше никогда не зазвучат. За что? Кому это нужно?
Прежде, чем я успел собраться с мыслями и что-то предпринять, дверь за моей спиной распахнулась, и раздался бодрый голос бас-гитариста:
— Ларри, нам пора. Открытие через пять минут, а еще надо выбраться к сцене через эти петляющие коридоры. Ларри?
Я отодвинулся в сторону, чтобы он мог увидеть.
Джеймс выругался и подошел ближе, также, как и я, не веря своим глазам.
— Вот блин! Уроды! Кто это мог сделать?
— Я не знаю, — устало произнес я, закрывая на миг глаза.
Теперь собраться было гораздо сложнее. Возможно, именно на это и было рассчитано преступление — иначе случившуюся экзекуцию просто не назовешь.
— Мы же не можем отменить выступление.
Я кивнул.
— Знаю.
— Будешь петь без гитары?
— Номер от этого пострадает, — произнес я очевидную истину.
— Мы с ребятами постараемся что-то придумать. Ты не отчаивайся, — он тронул меня за плечо. — У меня в Нью-Йорке есть друг, он занимается инструментами. Он тебе за пару дней ее подлатает, будет как новенькая. Я договорюсь.
Я снова кивнул. Сил даже на то, чтобы произнести слова благодарности, не осталось.
Душа кипела от негодования. Кто? И зачем?
Ответа, и даже догадок у меня не было.
Да и что бы это дало? Пошел бы мстить? Вряд ли. Но, может быть, это что-нибудь прояснило бы.
Мы с Джеймсом вышли и двинулись в сторону сцены.
— Ребята там? — уточнил я, чувствуя себя неуютно от того, что не хватает в руках инструмента. Я как будто оставил своего умирающего верного друга.
— Должны быть.
Мы подошли за минуту до старта. Парни — клавишник и барабанщик — глянули на меня с изумлением.
— Ларри, а где гитара?
— Нет гитары, — ответил за меня Джеймс. — Струны порезали. Что за гад, а? Я б ему лично рожу поправил.
— Что сделали? — лица у обоих вытянулись, а тут и менеджер подоспел.
То, что произошло дальше, я никак не мог ожидать.
— Это Пол, больше некому, — заявил Тим — барабанщик. И, заметив удивленные лица, пояснил. — Я его видел за полчаса до. Он выходил из твоей гримерки, сказал, что хотел передать привет, мол, давно не виделись. Вроде как у тебя все хорошо, и он этому рад. Я и подумать не мог…
— Это не он, — встрял я. — Зачем ему это?
— Разве не очевидно? Он всё еще злится, что оказался ненужным, а ты продолжаешь взрывать стадионы своими хитами.
Я помотал головой. Чушь какая-то. В голове не укладывается.
Наверное, я бы так и не поверил в это, если бы через пять минут не увидел своего бывшего менеджера. Он заметил меня и мой пытливый взгляд, пытавшийся просканировать его и понять, правда ли это, и улыбнулся. Улыбнулся победно, так, что все сомнения разом отпали. Я хорошо знал его.
— Удачного выступления, Ларри! — мимоходом произнес он, похлопывая меня по плечу.
Через секунду я рванулся за ним, намереваясь сделать с ним то же, что он — с моей гитарой. Ведь он как никто знает, как дорог для меня мой инструмент! Для любого музыканта он важен.
— Куда? — прошипел мой новый менеджер, хватая меня за плечо и рывком разворачивая на себя. — Ты не понимаешь? Ему только это и нужно. Чтобы ты вышел из себя, потерял контроль, сорвался. А его ребята уже стоят с камерами наготове, чтобы заснять это и выставить в выгодном для себя свете. Ты должен быть выше этого, Ларри.
— Мало тебе того, что гитары нет, еще и с финглом, в разорванной рубахе собираешься выйти? — поддержал его Джеймс. — Успокойся, брат. С ним мы потом разберемся. Сейчас ты должен выдохнуть и показать всем лохам вроде этого, чего ты стоишь на самом деле. Ты же кремень, разве не так?
И я доказал. Когда зал взорвался аплодисментами, встречая и провожая меня. Когда все тридцать тысяч человек пели вместе со мной. Когда в номинации «Лучший британский артист» назвали мое имя и предоставили право произнести речь победителя.