Пару минут я глубоко дышала, как рекомендовала подруга, чтобы привести себя в чувство, прежде чем позвонила наконец маме. Голос у неё был слабый, но живой и такой родной!
Вот живём мы, живём, перетекая из суток в сутки, не замечая часов и минут, закатов и рассветов, постоянно чего-то ждём, за чем-то гонимся, а настоящего не замечаем. Как много в нём счастья! Неброского, настоящего. Что можно встать утром и отправиться куда-то, где ты нужен и можешь быть чем-то полезен. Что из дома можно выйти без страха – войны нет. Что можно идти по городу и дышать полной грудью – ноги ходят, сердце бьётся, лёгкие работают. Можно в любой момент позвонить маме и услышать её голос, попросить совет, просто рассказать, как прошёл день – и она всегда выслушает. Разве мало? Ведь это уже целый десяток поводов радоваться и благодарить за всё Бога!
Так почему же мы это не ценим? Почему начинаем тормозить и осматриваться только тогда, когда нас шарахнет по голове? Почему не можем сами сказать: «Спасибо за ещё один день моей жизни. Счастливый день!».
Я долго маму не мучала. Узнала лишь, как это случилось: по дороге в банк в служебную машину врезалась другая, которую занесло. Все живы, отделались переломами и испугом. Сама мама жаловалась на боль, но была полна оптимизма. Скорее всего, просто не хотела расстраивать меня.
Завершив разговор, я сперва хотела остаться дома и отменить все планы, но поняла, что тогда просто сойду с ума от всех этих мыслей. И снова вызвала такси.
Ларри хотел, чтобы я научилась водить сама, но я боялась. Мне было гораздо спокойнее на пассажирском сиденье. Так что после родов муж обещал мне нанять водителя, который смог бы возить нас с Эмили по городу.
По дороге позвонила Ларри. Он не ответил.
«Ну и ладно», – подумала. Но всё равно было горько.
Набрала ему эсэмэску с кратким изложением событий, но так и не отправила. Стёрла. Скажу при встрече.
Однако через двадцать минут, когда я уже входила в здание, в котором, возможно, скоро будет моя личная выставка, он перезвонил.
Я задержалась у входа, чтобы ответить. Наверняка Мэл уже там и давно ждёт меня. Но я должна была ему ответить.
– Да, – выдохнула, не совсем представляя, как преподнести ему свои новости, чтобы не в лоб, а исподволь, аккуратно.
– Привет, Энн. Как дела?
«Как дела?» у вежливых англичан употребляется как дополнение к слову «привет» и вовсе не значит, что люди правда интересуются этим. И, кстати, этикет приписывает отвечать: «хорошо» – или, в крайнем случае «нормально» – даже если хочется спрыгнуть с крыши.
Это правило не работает только в одном случае: если ты – русская, и тебе звонит муж.
– Ларри, у меня кое-что случилось.
Отличная «подготовка», нечего сказать.
– Что-то с ребёнком? – тут же выдал он первое и главное своё предположение.
– Нет, нет, – поспешила заверить я. – Люда звонила. Мама попала в аварию. Я хотела лететь в Россию, но она меня убедила не делать этого.
Ларри тут же стал расспрашивать, когда и как это случилось, что делается сейчас и в каком она состоянии. Он проявлял такое внимание к ситуации, которая, по сути, была
Мне очень повезло в этой жизни. Пусть мы с Ларри проводим вместе не так много времени, но я знаю, что в любой сложной ситуации я не останусь одна.
Он готов был перевести любую сумму денег – занять, если нужно. Готов был найти через знакомых врачей в Америке и доставить маму сюда самолётом. Я убедила его, что в этом, к счастью, нет необходимости.
– Хочешь, я приеду? Где ты сейчас?
Пусть что хочет думает. Я вообще могу всё на гормоны списать.
– Я встречаюсь с Мэл, нужно посмотреть помещение для выставки, – выдохнула, с трудом справляясь с эмоциями.
Ларри пару секунд помолчал. Да, он не был с утра в восторге от этой идеи, но теперь, видимо, понял, что для меня сейчас лучше – быть занятой чем-то, нежели сидеть дома.
– Ладно. Звони, если что. Я буду поглядывать на телефон.
– Спасибо, – прошептала я от всего сердца. На большее просто не была способна.
Первые полчаса мне было тяжело. Мысли не отпускали. Я отлучилась на пару минут, чтобы ещё раз позвонить маме и удостовериться, что ей не стало хуже. Но она уверяла, что всё нормально и сейчас собирается спать.
Тогда я позвонила Люде, которая завтра собиралась в больницу, и попросила:
– Люда, пожалуйста, если что-то пойдёт не так, если врач тебе скажет что-то, или будет нужно лекарство, или сиделка, скажи. Я не хочу узнать обо всём последней лишь потому, что вы все меня щадите.
Люда помолчала, словно взвешивая слова, прежде чем произнести их.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Да. Разве я когда-то тебя подводила?
И это правда. Мы всегда были честными друг с другом, и эту искренность и прямоту я больше всего ценила в нашей дружбе и своей подруге с самого начала. Пусть иногда она и бывала резкой, зато никогда не юлила и не прикрывалась масками лицемерия.