Я вволю засняла на фото эту атмосферу радости окружающих, их улыбки, эмоции. Они неподдельные, а потому эти кадры должны получиться отменными.
Также в парке Миллениум находится удивительный открытый театр Harris theater, считающийся лучшей открытой художественной сценой в США. Театр огромный – четыре тысячи сидячих мест и семь тысяч мест на газоне за театром. Ларри поклялся, что когда-нибудь выступит здесь бесплатно.
– Я бы посмотрела на это, – улыбнулась в ответ.
А почему нет? Зарекаться нельзя, в жизни возможно всё. Стоит лишь захотеть. И приложить немного усилий.
Вернулись в номер мы раньше обычного, около семи вечера. Посмотрели телевизор, поужинали. Я удобно забросила ноги на Ларри, он периодически тянулся к моему животу, словно желая удостовериться, что он на месте. И почти каждый день спрашивал, когда же ребёнок начнёт шевелиться.
А что я могла ответить? Мне и самой хотелось бы знать!
– Скоро, – отвечала неизменно и всё прислушивалась к себе. Но тщетно.
Легли спать мы в десять часов вечера, потому что в восемь утра нас уже ждал самолёт в Лос-Анджелес. Почти пять часов в пути, и в половину двенадцатого утра по местному времени мы вновь в городе Ангелов.
– Как будто и не было этого путешествия, – с грустью вздохнула я, глядя, как Ларри ловко убирает чемоданы в багажник такси, не прибегая к помощи водителя.
За годы нашей «дружбы» он научился перехватывать у меня инициативу и самостоятельно носить чемоданы, не дожидаясь намёков и прямых текстов. И хотя это был не тот аэропорт, в котором мы впервые увиделись, воспоминания нахлынули волной, и я едва сдержала смешок.
Ларри этого не заметил. Всё с тем же спокойствием захлопнул багажник и открыл для меня заднюю дверь авто.
У нас оставался всего один день на «отсып», а завтра у Ларри опять начнётся бесконечная карусель: студия – съёмочная площадка – репетиционная база – интервью.
Я успела выспаться и разобрать чемоданы, сходить на плановый осмотр к врачу, которая, хоть и была не в восторге от того, каким чрезмерно активным выдался мой двухнедельный отдых, всё же вынуждена была констатировать: беременность протекает хорошо.
– У вас чудесная девочка.
– Девочка? – едва не задохнувшись от радости, переспросила я.
И с этой новостью отправилась к Ларри на крыльях счастья, убрав телефон подальше в сумочку, дабы избежать соблазна позвонить и выложить всё прямо сейчас.
А ещё доктор сделала нам несколько фотографий и видеозапись малышки, которую мы с Ларри потом посмотрели раз десять.
Я держала интригу, покусывая губы в нетерпении. На третьем или пятом круге, когда Ларри рассматривал малыша словно чудо, не выдержала:
– Как ты думаешь, у нас мальчик или девочка?
Он посмотрел на меня так внимательно, что сразу стало ясно: он понял, что я знаю пол нашего ребёнка. И молчу.
– Я могу не угадать, – произнёс Ларри серьёзно. – Поэтому говори ты.
Он как будто нервничает?
Я не стала долго томить и счастливо рассмеялась:
– Дочка.
– Эмили.
Я кивнула. И с этого момента мы обращались с моим животом словно с отдельным членом семьи. Ларри постоянно спрашивал по телефону:
– Как Эмили?
И на третий день по возвращении я с восторгом сообщила:
– Она сегодня пошевелилась!
Это были такие новые, незнакомые ещё ощущения. Магия, которую ты не можешь до конца осознать, но ты её чувствуешь.
Я стала постоянно прислушиваться к себе и своим ощущениям, ожидая повторения, но внутри было тихо. Я осознавала, что тороплю события, но так хотелось скорее увидеть, обнять, поцеловать нашего нового члена семьи. Родного человечка. Крепкий мостик, который соединил меня и Ларри, впитав в себя одновременно и русские, и британские корни.
А ведь до рождения Эмили предстояло решить ещё так много вопросов! Какое гражданство получит дочь, если мама – русская, отец – англичанин, а родится ребёнок в Америке? Муж настаивал на том, чтобы дочь получила британские документы. Я не сопротивлялась. Единственным моим условием была религия: наши дети должны быть крещены в православной вере, в русском храме. Ларри согласился.
Моим любимым времяпрепровождением теперь стали походы по магазинам в поисках самых лучших детских книжек (я уже начала собирать золотую коллекцию на двух языках), костюмчиков, игрушек – столько всего яркого и интересного было на полках, что раньше я и представить себе не могла!
А потом ко мне на неделю приехала Мэй, и мы занялись этим вместе. Подруга рассказывала про своего парня – он был родом из Ирландии, на год старше, и работал в кафе вместе с подругой. А я с удовольствием делилась впечатлениями о нашей поездке и между дел обронила мысль о том, что Ларри предложил мне открыть свою выставку.
– Ты уже начала этим заниматься? – поинтересовалась Мэй, словно это подразумевалось само собой.
Я удивлённо взглянула на неё и принялась приводить те же доводы, что и мужу недавно, но Мэй этим не проведёшь.
– Я не пойму, что тебе мешает? У тебя сейчас хороший период для этого. К тому же тебе будет, чем заняться, а не ревновать постоянно Ларри к этой певичке.
Да, я и о Тей ей всё рассказала. Так вышло.
– Но…