Каникулы в Лондоне

И всё же встреча с детьми прошла тяжелее, чем я предполагала. Столько слез я не проливала ещё никогда в жизни. И слава Богу, что рядом был Ларри. Пусть его любовь ко мне и была фальшивой, но эта поездка — нет.

Ларри не плакал, он улыбался. Рисовал вместе с облепившими его малышами от трех до двенадцати лет, с удовольствием фотографировался и дарил билеты на свой ближайший концерт. Брал с детей обещания, что через год, когда у него будет большой сольный концерт, они снова придут, только уже здоровыми. Каждому писал пожелания.

Я в это время была неподалеку, и больше следила за процессом всеобщего веселья, нежели принимала в нем участие. Главным гостем был Ларри.

И только одна девочка шести, как потом оказалось, лет, больше заинтересовалась мной, нежели мистером Таннером.

— А тебя как зовут? — с детской непосредственностью спросила она, останавливаясь рядом и рассматривая меня. У нее совсем не было волос, но во всем остальном она оставалась нормальным ребенком — с блеском в глазах, а красивом платьице, и абсолютно непосредственная.

— Энн. А тебя?

— Роуз. А доктор Элизабет зовет меня Роззи.

— А можно я тоже буду звать тебя Роззи? Мне нравится.

Девчушка улыбнулась и кивнула. Я придвинула стул к ней поближе и предложила сесть рядом .

— Расскажешь о себе? Сколько тебе лет?

— Мне шесть. Исполнилось в прошлом месяце. Мне подарили большой торт и розового пони. Хочешь, покажу?

Она убежала и вернулась с мягкой игрушкой, которую, видно, очень любила, потому что рассказывала мне о ней минут десять, и все это время бережно прижимала пони к себе.

— Это мама с папой тебе подарили?

— Нет, это доктор. У меня нет мамы с папой.

На секунду я замерла. Нет мамы с папой? Не слишком ли много испытаний для маленького ребенка?

Спрашивать что случилось я постеснялась, но Роззи с детской непосредственностью сама обо всем рассказала.

— Они разбились в самолете, когда мне было два годика. И я живу у бабушки с дедушкой. Мы собирались переехать в Канаду, но потом я заболела. И теперь я живу здесь, а бабушка с дедушкой ко мне приходят.

— У тебя, наверное, много друзей? — замечая, как погрустнела Роззи и чувствуя, что сама вот-вот расплачусь, постаралась переменить тему я.

Глаза малышки тотчас загорелись.

— Да! Я дружу с Элен, и Софико, и Кэтрин. Еще с нами жила Николь, но она уже выздоровела, и её забрали домой. А еще доктор Элизабет — она очень хорошая, и она рассказывает нам про Россию.

— Про Россию? — изумилась я.

— Да. Она говорит, что раньше жила в России. И что сейчас там живут её дети и мама. А она здесь, помогает нам выздороветь. Говорит, что у нее такое призвание. Бог всем дает призвание. Ей Бог помогает лечить детей.

— Она правильно говорит, — задумчиво произнесла я, чувствуя застывший ком в горле. Вот уж кто беззаветно отдает себя людям, не просто выполняя свою работу, а вкладывая всё сердце и душу.

— Знаешь, я тоже жила в России.

— Правда? — искренне обрадовалась Роззи и даже захлопала в ладоши. — Расскажешь мне? Доктор Элизабет жила в городе Петербург, — с легкой заминкой выговорила она. — А ты где?

И я рассказала ей про Москву. Про большой зоопарк, Красную площадь…

— О, я видела картинки. Это очень красиво! Я когда-нибудь прилечу в Москву.

— Возьмешь меня с собой? Я буду твоим экскурсоводом.

Мы еще долго болтали, словно подружки. Роззи показала мне свои игрушки и нехитрые украшения, рассказала, как её лечат и пожаловалась, что от лекарств иногда болит голова и рука, где вставлен катетер.

Когда оператор незаметно скомандовал нам «закругляться», мы с Роззи несколько секунд стояли в обнимку. И у меня разрывалось сердце.

— Я обязательно приду к тебе снова, — пообещала, присаживаясь перед ней на корточки. — Что тебе принести? Чего тебе хочется?

— Конфет. Но мне нельзя.

— Может, какую-нибудь игрушку?

Роззи отрицательно покачала головой.

— Лучше расскажешь еще про Москву?

— Хорошо. И обязательно принесу фотографии, договорились?

Роззи радостно поддержала мою идею.

Когда мы вышли из общей комнаты, именуемой игровой, в холле нас встретила доктор, которая представилась просто — Элизабет. Она поблагодарила нас за участие и подарки, выразив надежду, что теперь большее количество людей захочет принять участие в благотворительном аукционе.

— Доктор Элизабет, — срывающимся голосом начала я, не обращая внимание на то, что камеры все еще включены. — Я сейчас познакомилась с девочкой, Роззи. Скажите мне правду, она сможет выздороветь?

В ожидании я затаила дыхание, и то, что доктор не спешит с ответом, заставило сердце сжаться.

— Увы. У Роззи лейкемия. Она слабеет с каждым днем.

— Сколько ей осталось? — выдохнула я.

— Сложно делать прогнозы. Это как выносить приговор, а мы всё-таки врачи, и делаем всё, что можем.

— Но речь хотя бы идет о годах?

Доктор грустно покачала головой.

И это стало последней каплей. Я не могла не вдохнуть, не выдохнуть. По щекам покатились слезы.

— Нет…

И в этот момент до моих ушей донесся чей-то циничный шепот:

— Хорошо страдают, — и камера оказалась прямо перед моим лицом, а затем переехала к Ларри.