Каникулы в Простофилино

– Понимаешь, я совсем не знаю жизни. Меня воспитывали бабушки, преподавательницы Московского университета, – одну никогда не отпускали, вечно с ними ходила. Не поверишь: до десятого класса в школу за руку водили. Друзей у меня не имелось. Бабуси всем экзамены устраивали, не успеет человек порог перешагнуть, как они шерсть дыбом и начинают: «Вы кто? Из какой семьи? Зачем пришли? Сколько иностранных языков знаете?» Никто из ребят и девчонок их долго не выдерживал, посидят на допросе и убегают.

– Тяжело, – согласилась я.

– Вот и совершаю постоянно ошибки при общении, – серьезно продолжила Ниночка, – потому что опыта нет. И по хозяйству я полная дурочка. Знаешь, боюсь утюга!

– Хорошая фобия, – кивнула я. – У одной моей подруги, Люси, аллергия на кастрюли и сковородки. Как видит утварь, мигом чихает, кашляет, пятнами покрывается. Поэтому Люська никогда не ходит в хозяйственные магазины и не готовит, у нее в доме муж у плиты стоит.

– Скажите, пожалуйста! – поразилась Ниночка. – Ну и ну! Нет, у меня не так, просто обжечься боюсь. И потом, гладить ведь очень нудно!

Я глянула на будущую маменьку. Похоже, девушка и впрямь беспредельно наивна. Она поверила рассказу про Люсю, не засмеялась, а только удивилась, услыхав о кухнефобии. Интересно, где она сумела познакомиться с Ленинидом, как ухитрилась забеременеть и почему заботливые бабуси отпустили выращенную в тепличных условиях внучку в суровый мир повседневных опасностей?

Словно подслушав мои мысли, Ниночка захлопала в ладоши.

– Давай расскажу о себе? Все-все! От детского сада до встречи с дорогим Ленинидом. Мои родители служили дипломатами в Японии. Я родилась в Токио… Здорово?

– Угу, – кивнула я.

Неудобно прерывать невесту Ленинида, но в мои планы не входило выслушивать в подробностях чужую биографию. Теперь ясно, отчего у Ниночки нет подруг. Может, конечно, в ее одиноком детстве и отрочестве виноваты авторитарные бабушки, но, очевидно, девушка просто не умеет думать о других людях и не принимает в расчет их желания.

– Но Японию я совсем не помню, – весело болтала Нина. – Папа и мама привезли меня, трехлетнюю, погостить к бабусям, а сами вернулись в Токио. И тут случилась страшная вещь – катастрофа в подземке. Ужасно! Погибла куча народа, в том числе и мои родители. Ты, наверное, помнишь об ужасном происшествии?

– Нет, – помотала я головой.

– Как же так? – изумилась Нина. – Газеты писали о катастрофе.

– Трагедия случилась давно, – стала оправдываться я.

– Следует знать о такой беде, – назидательно заявила Нина. – Это же очень важная вещь – мое детство! Понимаешь? Именно в юные годы формируется характер личности, и если хочешь понять человека, непременно изучи…

Я потеряла нить разговора. Как назло, невероятно захотелось пить и есть, но перебивать беременную женщину показалось неудобным. И тут затрезвонил мобильный. Никогда я не была так рада противному звуку! Забыв обо всех правилах приличия, живо схватила трубку и счастливо гаркнула:

– Алло!

– Здравствуй, свет очей моих, – полетел в ухо вкрадчивый голос Федора, начальника отдела пиар издательства «Марко». – Наверное, оторвал от написания очередного великого романа?

– Что случилось?

– Сейчас держу в руках твою новую книгу «Ужас из хорошей семьи» и должен сказать: она великолепна!

Сначала я обрадовалась до беспамятства. Ни Федор, ни Олеся Константиновна никогда не хвалят произведений Арины Виоловой. Редактор плотно работает над романом, правит текст, ловит «блох» и, как правило, недовольна текстом. Лишь один раз Олеся Константиновна вдруг сказала:

– Детектив получился сносным, Виола Ленинидовна, я даже пару раз улыбнулась.

Но это была единственная хвалебная фраза, сорвавшаяся с уст молодой женщины. Кстати говоря, несмотря на то, что мы с Олесей знакомы несколько лет, наши отношения не потеряли официальности, до сих пор говорим друг другу «вы». Вот Федор давно перешел на «ты», и он щедр на обтекаемые комплименты. Фразы вроде «великая писательница земли русской» или «солнце издательства «Марко» пиарщик повторяет без устали с самым серьезным выражением лица, вот только о конкретной книге ничего не говорит. Мне отчего-то при каждом льстивом пассаже делается неудобно. По непонятной причине кажется, что Федор издевается. Наверное, я капризная баба. Суровость и неулыбчивость Олеси Константиновны пугает, а приветливость Федора вызывает недоверие.

– Великолепная вещь, – с не присущей ему совершенно не фальшивой искренностью продолжал сейчас рекламщик, – суперкнижка! Читатели опустошат полки! Великому и Ужасному придется допечатывать тираж. Представляешь его лицо в момент подписания соответствующих распоряжений?

Я невольно хихикнула. Великий и Ужасный – это Никита Баландин, коммерческий директор издательства, о жадности которого ходят легенды. А еще Баландин славится замечательной привычкой – пробегая по коридорам «Марко» и случайно налетая на автора, чьи романы попали в список бестселлеров, Никита притормаживает и задумчиво спрашивает:

– Ну скажи, почему я тебя продал?