Каннибалы и короли. Истоки культур

По завершении успешного пиршества даже величайшему из муми всё равно предстоит до конца жизни трудиться и оставаться в зависимости от настроений и склонностей своих последователей. Институт муми – по меньшей мере в понимании Оливера – не наделяет носителя этого статуса полномочиями принуждать других к исполнению своих желаний и не позволяет муми добиться более высокого уровня благосостояния, чем у кого-то другого. Поскольку жизненной силой институт муми наделяет раздача продовольствия, великие муми на практике могут потреблять даже меньше мяса и других деликатесов, чем обычные, ничем не выдающиеся сиуаи. Среди каока, ещё одной народности Соломоновых островов, которой посвятил своё исследование Х. Ян Хогбин [Hogbin 1964], бытует такая поговорка: «Тому, кто устраивает пиршество, остаются кости и чёрствые лепёшки, а мясо и жир забирают все остальные».

Более того, муми не может почивать на лаврах, а должен постоянно готовиться к новым вызовам. Например, 10 января 1939 года на одном большом празднике с участием 1100 человек, хозяин торжества, муми по имени Сони, раздал 32 поросёнка и множество десертов из крупы саговой пальмы и миндаля. Однако сам Сони и его ближайшие последователи остались голодными. «Нам остаётся только съесть славу Сони», – сообщили по этому поводу последователи. В тот вечер, измученные неделями лихорадочных приготовлений, они говорили, что теперь, когда пиршество кончилось, они заслужили отдых. Однако рано утром их разбудил гулкий звук деревянных гонгов, доносившийся из помещения «клуба» Сони. Несколько заспанных последователей муми потянулись посмотреть, кто это там шумит – оказалось, что это был сам Сони, обратившийся к своим сторонникам с такими словами:

«Опять прячетесь в своих домах, опять совокупляетесь день и ночь, хотя нужно работать! Дай вам волю – вы бы до конца своих дней вдыхали запах вчерашней свинины, и чего ради? А я вам говорю, что вчера был не пир, а так, пустяки – вот дальше будет действительно большое пиршество» [Oliver 1955: 439].

Прежде муми были столь же известны умением заставлять людей не только работать на них, но и сражаться на их стороне. Колониальные власти пресекли войны на Соломоновых островах задолго до того, как Оливер проводил там свои исследования, однако память о муми-военачальниках всё ещё была жива среди сиуаи. По словам одного старика,

«в давние времена у муми было больше величия, чем сейчас. Тогда они были жестокими и безжалостными военачальниками. Они опустошали сельскую местность, а помещения, где они собирались со своими людьми, были украшены черепами убитых ими людей» [Oliver 1955: 411].

Воспевая дифирамбы своим муми, люди из прекратившего воевать поколения сиуаи называли их «воинами» и «убийцами людей и свиней»:

Громовержец, Сотрясатель земли,

Устроитель множества пиров,

Нигде не будет слышно звуков гонга, когда ты покинешь нас!

Воин, Щедрый цветок,

Убийца людей и свиней,

Кто принесёт славу нашим краям,

Когда ты покинешь нас? [Oliver 1955: 399].

Информанты Оливера сообщали ему, что в те времена, когда войны ещё велись, муми пользовались бо́льшим авторитетом. Некоторые муми-военачальники даже держали при себе одного или двух пленников, с которыми обращались как с рабами и заставляли работать в своих семейных хозяйствах. При этом обычные люди не могли «повышать голос на своих муми и злословить в их адрес без страха быть наказанными». Такая картина соответствует теоретическим допущениям, поскольку возможность перераспределять мясо, растительную пищу и другие ценные вещи идёт рука об руку с умением привлекать на свою сторону воинов, снаряжать их в битву и награждать боевыми трофеями. Соперничество между участвовавшими в войнах муми Бугенвиля, вероятно, должно было привести к формированию политической организации в масштабах всего острова к моменту прибытия туда первых европейских мореплавателей. Как указывает Оливер, «в течение определённых промежутков времени многие соседние деревни воевали друг с другом настолько регулярно, что возник некий общий тип ведущих войны регионов: в каждом из них поддерживался относительный гражданский мир и присутствовал один выдающийся муми, чья деятельность на военном поприще обеспечивала внутреннюю социальную сплочённость». У этих муми, чьё влияние распространялось на целый регион, несомненно, присутствовали определённые зачатки принудительной власти. Тем не менее подход к разделению общества на классы, основанный на разных властных прерогативах, у сиуаи по-прежнему проявлялся на зачаточном и эфемерном уровне. Об этом свидетельствует тот факт, что муми должны были предоставлять своим воинам проституток, которых приводили в мужские «клубы», и подарки в виде свинины и других деликатесов. По словам одного старого воина,

«мы злились, если муми не обеспечивал нас женщинами… Обычно мы совокуплялись с ними всю ночь напролёт и всё равно хотели ещё. То же самое с едой. В помещении, где мы собирались, было полно еды, и мы всё ели, ели, но так и не насыщались. Прекрасные были времена» [Oliver 1955: 421].