«царь воспринимался и как верховный получатель товаров и услуг, и как верховный даритель… От великих вождей, которые сами получали дань от зависящих от них лиц, требовалось передавать мукаме часть того, чем они располагали в своих владениях – урожая, скота, пива или женщин… Однако дань царю должны были приносить все – не только вожди… Но и роль мукамы как дарителя возлагала на него не менее сложные обязательства. Во многих из его особых титулов делается акцент на его великодушии; традиционно ожидалось, что мукама будет заниматься масштабной раздачей даров как во время пиршеств, так и в индивидуальном порядке» [Beattie 1960: 34, 36].
Однако сравнение мукамы с верховными вождями тробрианцев или чероки демонстрирует инверсию властных отношений. У тробрианцев и чероки вожди зависели от великодушия производителей продовольствия, тогда как у буньоро производители продовольствия зависели от великодушия монарха. Только мукама мог предоставить или отозвать разрешение на осуществление кровной мести, а неспособность пополнять казну мукамы могло привести к тому, что человека лишали его земель, изгоняли или подвергали телесным наказаниям. Несмотря на организацию расточительных пиршеств и репутацию «великого кормильца», мукама использовал значительную часть своих доходов для укрепления монопольного распоряжения силами принуждения. Контролируя главные зерновые амбары, он содержал постоянную дворцовую стражу и осыпал наградами воинов, которые проявляли храбрость в бою и демонстрировали преданность его персоне. Кроме того, мукама тратил значительную часть государственной казны на то, что сегодня мы бы назвали имиджмейкерством и пиаром. Он окружал себя многочисленными чиновниками, жрецами, магами и хранителями регалий наподобие лиц, стороживших копья, царские могилы, барабаны, троны и короны, а также людьми, которые возлагали корону на голову царя, поварами, банщиками, пастухами, гончарами, изготовителями ткани из лубяной коры и музыкантами. У многих чиновников также было несколько помощников. Прочие советники, прорицатели и приближённые слонялись по двору в надежде, что их наделят титулом вождя. Кроме того, у мукамы имелись обширный гарем и многочисленные дети, домочадцы от полигинных браков его братьев и других особ монаршего рода. Для сохранения своей власти в неприкосновенности мукама и представители его двора совершали частые путешествия по всей земле буньоро, останавливаясь в дворцах за пределами столицы, которые содержались за счёт вождей и простых людей.
Как отмечает Битти, многие особенности царской власти у буньоро были характерны и для европейского феодализма после падения Римской империи. Например, Вильгельм Завоеватель в XI веке, подобно мукаме, вместе со своим окружением постоянно разъезжал по Англии, проверяя, чем занимаются его «вожди», а все сопутствующие расходы покрывались за счёт их гостеприимства. Английские короли того времени продолжали демонстрировать свидетельства того, что когда-то и они были «великими кормильцами», стоявшими во главе перераспределительных сетей. Тот же Вильгельм Завоеватель ежегодно устраивал три больших пиршества, на которых надевал свою корону и развлекал огромное количество лордов и подданных. Однако, как будет показано далее, последующая эволюция государственных систем постепенно привела к исчезновению всяческих обязательств правителей в качестве «великих кормильцев» своих подданных.
При каких обстоятельствах может произойти преобразование перераспределительного вождества в феодальное государство? К интенсификации, демографическому росту, войнам, складированию зерна и наследственному статусу лица, занимающегося перераспределением ресурсов, добавляется ещё один фактор – уплотнение (импакция). Вслед за Робертом Карнейро ([Carneiro 1970 / Карнейро 2006) можно допустить, что некая группа людей, в которой действуют лица, занимающиеся перераспределением, расширяется в пределах территории, которая ограничена или замкнута природными барьерами. Эти барьеры не обязательно представляют собой океаны, которые невозможно переплыть, или горы, на которые невозможно взобраться, – в этом качестве могут попросту выступать переходные экологические зоны, где люди, вырвавшиеся из перенаселённых деревень, обнаруживают, что для выживания им придётся сильно снизить свой уровень жизни или полностью её изменить. В условиях уплотнения появляется два типа групп, которые могли прийти к выводу, что выгоды от постоянно подчинённого положения превышают издержки попыток сохранить свою независимость. Во-первых, в деревнях, где проживают люди, которые были вынуждены перебраться в переходные зоны, будет возникать искушение принять зависимые отношения в обмен на дальнейшее участие в процессах перераспределения, которые обеспечиваются их исходными поселениями, где живут их родственники. А во-вторых, жители деревень, потерпевших поражение от рук неприятеля, могут обнаружить, что платить ему налоги и дань менее затратно, чем бежать в эти переходные зоны.