Здесь необходимо сделать небольшое отступление, рассмотрев те интерпретации данных ритуалов, которые связывают их с некими врождёнными человеческими импульсами. Особый интерес представляют изощрённые теории, сформулированные в рамках фрейдистской традиции, где утверждается, что пытки, человеческие жертвоприношения и каннибализм поддаются пониманию в качестве выражения инстинктов любви и агрессии. Например, Эли Саган [32]
в одной из недавних работ [Sagan 1974] утверждал, что каннибализм представляет собой «наиболее фундаментальную разновидность человеческой агрессии», поскольку он предполагает компромисс между любовью к жертве в виде её поедания и убийством жертвы, поскольку она вызывает фрустрацию у того, кто его совершает. Всё это якобы и объясняет, почему к жертвам иногда относятся с огромной добротой, прежде чем начнут их пытать – палачи, мол, попросту воспроизводят свои отношения любви-ненависти с собственными отцами. Однако при таком подходе невозможно прояснить то обстоятельство, что для пыток, жертвоприношений и поедания пленников необходимы собственно пленники, а их невозможно захватить без ведения войны. Выше уже отмечалось, что теории, которые возводят войны к общечеловеческим инстинктам, бесполезны для объяснения вариаций в интенсивности и стилистике межгрупповых конфликтов и вводят в опасное заблуждение, поскольку подразумевают, что война является чем-то неизбежным. По той же самой причине бесполезны и опасны попытки понять с точки зрения конфликтующих друг с другом всеобщих инстинктов любви и ненависти то, почему пленных иногда балуют, а затем пытают, приносят в жертву и съедают. Дело в том, что пленных балуют, пытают, приносят в жертву и едят не всегда, поэтому любая теория, ставящая задачу объяснить, почему весь этот комплекс действий вообще имеет место, должна быть в состоянии объяснить и ситуацию, когда он отсутствует. Поскольку рассматриваемые действия представляют собой одну из составляющих такого процесса, как вооружённый конфликт, их объяснение следует искать прежде всего в военных издержках и выгодах – в переменных, которые отражают масштаб, политический статус, военные технологии и логистику участников боевых действий. Например, взятие пленных само по себе является действием, которое зависит от способности боевого отряда избежать контратак и засад на обратном пути, когда его участники обременены вражескими пленниками, не проявляющими особого желания идти вместе с ними. Если такая группа невелика и ей требуется преодолеть значительные расстояния, перемещаясь по территориям, где противник может нанести ответный удар, прежде чем им удастся достичь безопасного места, от захвата пленных можно полностью отказаться. В таких обстоятельствах обратно можно принести только какие-то части вражеских тел, чтобы подтвердить количество потерь у неприятеля, требуемого для получения социальных и материальных поощрений, которые полагаются тем, кто проявил выдающееся поведение и храбрость в бою. Собственно, именно отсюда происходит широко распространённый обычай забирать с собой головы, скальпы, пальцы и прочие части тел противника вместо целого живого пленника.Как только пленника приводят в деревню, можно ожидать, что отношение к нему во многом будет определяться способностью его хозяев извлекать выгоды из принудительного труда и заниматься организацией этого процесса, в чём и заключается решающее различие между политическими системами до и после возникновения государства. Когда пленников мало, а появляются они редко, нет ничего удивительного в том, что какое-то время к ним будут относиться как к почётным гостям. Не исключено, что в сознании похитителей могут присутствовать психологически амбивалентное отношение к пленнику, но, сколь бы глубоким оно ни было, пленник представляет собой ценное имущество, ради которого его хозяева буквально рисковали жизнью. В то же время возможность каким-то образом включить его в группу, к которой принадлежат похитители, как правило, отсутствует, а поскольку пленника нельзя отправить обратно неприятелю, его нужно убить. Собственная жуткая экономика имеется и у пыток. Если, как гласит пословица, быть замученным –
значит умереть тысячью смертей, то пытать одного несчастного пленника – значит убить тысячу врагов. Кроме того, пытки – это ещё и зрелище, развлечение, которое прошло проверку временем и с одобрением воспринимается зрителями на протяжении веков. Это не подразумевает утверждения, что человеческая природа состоит в получении удовольствия от вида кровоподтёков, ожогов и расчленения других людей. Однако обращать неослабевающее внимание на необычные зрелища и звуки, такие как кровь, хлещущая из ран, громкие пронзительные крики и вой, действительно является одной из составляющих человеческой природы – да и то многие из нас в ужасе отворачиваются от всего этого.