Вера вышла, притворила дверь.
Чуть не подпрыгнула, когда экран засветился и телефон в ее руках низко загудел.
В первые полсекунды она отметила, что имя короче, чем она ожидала: Ира. Так было записано в памяти телефона. Диафрагма ухнула вниз, как ледяная плита. Заморозила все по пути. Сердце подскочило к самому горлу. Выше. Вера сглотнула.
Вибрировал телефон, вибрировало в голове, вибрировало в грудной клетке.
Вера чиркнула по экрану.
Где-то там грохотала улица.
– Привет. Это я. Ира, – глухо сказал женский голос.
Вера сбросила звонок. Стиснула телефон. Ладонь взмокла. Ноздри с шумом всасывали воздух.
Вера быстро пошла в сторону «Рождения Венеры», теперь оно казалось угрожающим, как занесенная над головой кувалда. Свернула – но не в кабинет, а к себе в гардеробную. Встала на скамейку, убедилась, что звук у телефона отключен. Потом засунула телефон в туфлю с красной подошвой. Туфлю поставила обратно в коробку. Задвинула коробку поглубже.
Спрыгнула с табуретки. Физических усилий это не потребовало, но Вера тяжело дышала.
– Жопа, – сказала Света. Протянула обратно телефон.
– Попонятнее можно? – попросил Петр.
– Жена взяла трубку.
Он забрал телефон.
– О’кей. Позвонишь еще. Надо поговорить с ним самим. Пусть услышит голос, раз на сообщения не отвечает. Голос его точно проймет.
– Зачем мы это делаем? – тихо спросила Света, она переминалась, руки в карманах: ветер продувал тощую курточку.
– Я это делаю, – отрезал Петр. – А ты делаешь, как я скажу. Садись в машину. – Смягчился: – Извини.
Она плюхнулась на сиденье, отмахнулась:
– Ладно. Не принцесса.
– Нет. Ты не принцесса. Ты молодец.
Света посмотрела ему в глаза прямо:
– Это она? Она была с Иркой в кафе?
– Не знаю, – признался он. Но в голосе его уже снова был металл: – Просто делай, как говорю.
Он не сказал: это опасно. Ни к чему. Он не допустит, чтобы это стало опасно – по крайней мере, для кого-либо, кроме него самого.
– Ясно?
Света кивнула, утопив нос в воротнике из «мексиканского тушкана». Петр думал. Вырисовывались новые возможности.
– Может, так даже лучше, что телефон перехватила жена. Я ее знаю. Тут же забегает ногами по потолку, начнет следить за ним, начнет прессовать его со своей стороны. В войне на два фронта Борис скорее допустит ошибку.
– Ты не думаешь, что Ирка позвонит ему сама первой и все раскроется, – вдруг сказала Света. Это был не вопрос. – …Ира больше не позвонит.
– Нет, – честно сказал Петр.
– Ира больше не вернется, – и это не было вопросом.
– Нет, – глухо признал Петр.
– Она… Он… – но выговорить это Света не смогла.
– Да, – сказал Петр, барабаня пальцами по рулю.
Света не шевельнулась.
– У него есть много возможностей сделать так, чтобы ему это сошло с рук, – сказал Петр. – А я хочу, чтобы не сошло.
Света все молчала.
– Да, – наконец выпустила из-за воротника она. – Я тоже хочу.
А потом утопила лицо в капюшоне, вся съежилась и больше не издала ни звука.
Всю дорогу Борис думал только одно: «Если встанем в пробец, если встанем в пробец, если встанем в ебанец, мне пробец». Колено прыгало. Пробок пока не было. По радио протрубили позывные новостей. Слушать опять про отравление Соколова сил не было.
– Леш, выруби! – попросил Борис спину водителя.
Стало тихо. Только шум дорожного движения.
«Ну, ну, ну». Борис одновременно хотел и поторопить Лешу, и попросить, чтобы ехал осторожнее: не дай бог остановит инспектор. Беспокойно поглядывал в окна, как американский фермер, высматривающий в прерии первые признаки торнадо.
Но доехали гладко. Бориса захлестнула паническая радость: чудо! Здание аэропорта казалось дворцом развлекательного парка. Огни его отдавали у Бориса восторженной щекоткой в грудной клетке. Получилось.
Леша, видимо, чувствовал нечто похожее, потому что:
– Вот жить стали! – поделился, открывая дверь. – Докатились в Шарик – как яичко по скатерти.
Борис послал энергетический луч благодарности невидимому московскому мэру – а заодно президенту, который никуда сегодня не отправился, перегородив для своего кортежа половину московских улиц.
Багажа у Бориса не было. Он натянул перчатки. Зашагал к входу, педантично и неторопливо показав себя камерам наблюдения: апорт, товарищ Антонов! Ловите меня в Минске.
Честному человеку нечего скрывать.
Кроме частного самолета, зарегистрированного на компанию на Каймановых островах.
Борис зафыркал, но уже без «и-а!». Он успокоился.
Все шло по плану.
Из автоматических дверей дунуло сухим теплым воздухом. Борис видел за ними фойе, темные гроздья стоявших спиной пассажиров.
Борис ступил внутрь, ощупывая в кармане распечатку билета, книжечку паспорта. Как вдруг – будто в дурном сне, когда все одетые, а ты один голый, – толпа дружно обернулась на него.
– Вот он… Вот он…
Первые ряды понеслись рысцой. «Лавинная атака конницы», – идиотски вспыхнуло в голове. Потом Борис понял, что в руках у них не казацкие пики, а микрофоны. Не чемоданы, а камеры.