Каннибалы

Хорошо, когда есть возможность заглянуть в конец книжки или перескочить на последние минуты фильма – сразу к концу, в котором всегда есть что-то если не счастливое, то утешительное. Я так считаю. Перескочим – раз уж есть такая возможность. Это и был Ваня. Младенец был жив. Они живучие и сильные, эти младенцы. И к счастью, ни хрена не помнят. Я стал ментом и, как человек системы, пользовался доступом к системе, чтобы не упустить Ваню из виду. Теперь Ваня – здоровенный нескладный лоб с острым кадыком. Выглядит счастливым. Он, конечно, с виду задрот. Но в восемнадцать лет почти все с виду такие. У него есть девушка. У него есть друзья, с которыми он бьется в какие-то компьютерные стрелялки, когда не работает. Однажды он придумает миру новый фейсбук или гугл и станет знаменит и богат, потратит деньги на что-нибудь хорошее – сделает мир лучше. Башка у Вани варит.

Вот это я тогда и понял в избушке обходчика. Зло нельзя остановить. Но можно остановить злых людей.

И я не хочу заводить детей. Вот и все об этом.

А Борис… Борис, если разобраться, никогда мне не врал. Тогда в порту он сказал мне чистую правду. Он – плохой человек.

…Я с трудом отлепил во рту язык:

– Ну, Вить… Родителей не выбирают.

– Точно, – Виктор развернул фотографию к стене.

– Ладно, пожалуй, ждать не буду. Пойду… Вот, хотел телефон ему отдать. Отдашь?

– Вы ему в кабинете на стол положите. Никуда не денется.

Я развернулся, как избушка на курьих ножках, к Виктору задом, к двери передом.

Виктор подавил очередной зевок:

– Дверь сами потом захлопнете?

Я кивнул. Вышел. Снова прошел мимо кривули на постаменте. Вернулся в кабинет Бориса. Положил телефон ему на стол. Вышел в коридор.

А уж потом как следует – чтобы Виктор слышал – хлопнул входной дверью.

6

Борис посмотрел на телефон. Ничего нового. Число неотвеченных вызовов: Даша (14). Равнодушно смахнул телефон в сторону.

Перед Борисом светился экран лэптопа. Рука Бориса на «мышке» была тяжелой и неживой, как из цемента. Язык с трудом отклеился от нёба.

– Офигеть, – сказал безмолвному экрану Борис: – Офигеть.

Сбросил сайт. Нашел, что пишет об этом независимый новостной портал. Но и там повторялось уже всем известное.

Генерал Соколов, так много обещавший рассказать ФБР о делах критической важности, был найден мертвым на конспиративной квартире. Фэбээровцам удалось выяснить довольно много.

Во-первых, это было отравление.

Во-вторых, яд был нанесен на дверную ручку изнутри.

В-третьих, сделали это «пока что неустановленные русские».

Как там сказал Антонов? Соколов – старый кагэбэшник, у которого нет ничего интересного. «Проблема в том, что он предатель».

Борис тогда поразился этой совершенно советской черно-белой риторике в устах довольно молодого Антонова.

Борис пролистнул статью до конца.

Американцы требовали от российской стороны официального комментария.

Местоположение квартиры по-прежнему не разглашалось. «Наверное, ее уже моют, пылесосят», – тупо думал Борис: вселяют следующего. Мертвецу квартира не нужна. Борис захлопнул лэптоп.

Телефон зажужжал. Борис глянул на его экран: опять Белова. Он дал телефону просраться. На экране появилась надпись «Неотвеченный вызов». Пятнадцатый по счету. Борис открыл меню. Оно предложило выбор: позвонить? Борис отметил: заблокировать номер. А потом удалил имя Беловой из телефонной книжки.

Открыл то единственное сообщение, которым Ирина дала о себе знать. Борис на него так и не ответил.

Он не знал, что отвечать.

Вспоминаю наши дни в Грузии. Три сердечка.

Что за хрень?

Ира никогда не ляпала вместо слов какие-то наскальные картинки. Да еще сердечки! Какие, блядь, сердечки?

Это не имело никакого смысла.

Тут же затрещал телефон на столе – тот, с которым соединяла помощница. Борис снял трубку.

– Да.

Но голоса помощницы не услышал.

– Здравствуйте, как ваши дела? – дружелюбно поинтересовался полковник Антонов.

– Спасибо. У меня все хорошо.

Борис почувствовал себя персонажем школьного учебника по английскому языку.

Но полковник Антонов учился, видимо, уже по другим учебникам.

– Все? Рад слышать. А то мне после разговора с вашей подругой показалось, что у нее проблемы.

– У какой подруги?

– У вас много подруг? – полковник Антонов умел хамить таким тоном, чтобы у собеседника еще оставалась возможность принять это за шутку. – Однако. Я думал, женатые люди вашего положения более консервативны.

– Не вижу связи с положением.

– В самом деле? А я думал, это бросается в глаза. Президент всегда очень открыто выражает свое уважение семейных ценностей. Это наши так сказать государственные ценности. Верен семье – верен и в остальном, не так ли? Если человек неверен жене, разве можно на такого положиться в большем? Доверять? Может, он так же неверен и в остальном?

«Президент?» – что Антонов не просто треплется, Борис не сомневался. Сумел сказать равнодушно:

– Моя личная жизнь не вашего ума дело. Но просто чтобы прекратить этот пустой разговор: у меня нет подруги.

– Да?

– Да.

– Как странно. Я только что с ней разговаривал. Она мне показалась испуганной и расстроенной. Похоже, у нее проблемы, и она от вас ждет, что вы…

– Всего хорошего.