Каннибалы

– …Ну. Вероника… Вероника… хм… Да, дайте ей мой телефон… Я посмотрю, может, что-то и смогу сделать.

Марина и Даша вышли.

Марина тотчас принялась стаскивать клипсы с покрасневших мочек.

– Мудак, – сказала она.

– Нужный нам мудак, – поправила Даша.

Обе помолчали.

– Эта сука с ним бы справилась, – неохотно признала Марина.

– А мы с тобой всегда справимся с ней, – обняла ее за талию Даша.

Марина помотала головой: нет, не уговаривай. Отцепила Дашину руку.

– Ради Эванса.

Белова замолчала. Марина была хороша в темпах аллегро, требовавших быстроты и взрывчатой силы мышц, но думала не так, как танцевала, а медленно и основательно. Белова дала ей время подумать – о «Сапфирах», об Эвансе, к которому Марина привязалась как человек, которого долго недооценивали, к тому, кто впервые оценил по достоинству. Столько времени, сколько той требовалось.

– Ладно, – сказала Марина. – Только разговаривай с этой сукой сама. А то я – сразу же дам ей в ебало.

– Ебало ей сейчас портить нельзя, – серьезным тоном предупредила Белова.

Марина кивнула, но многообещающе ухмыльнулась.

5

– Чего-нибудь хотите? – и Виктор расплющил между языком и нёбом очередной зевок.

– Сам чего хочешь? – вернул вопрос Петр. Подразумевая: мне того же.

– Хочу, чтобы мне отрубили голову и сунули ее в холодильник.

Ответ от всегда занудного Виктора был несколько неожиданным.

– Тогда мне просто пива.

Виктор открыл шкафчик в кабинете. Тускло блестели бутылки. Взгляд ползал, как осенняя муха. Виктор наконец сумел справиться с проблемой выбора, за горлышко вытянул бутылку:

– Пива нет.

Виктор критически осматривал коричневую жидкость. Плескалось на треть.

– Чего так?

– Господина Скворцова спросите. Его бутылки, – сухо ответил Виктор.

– Нет, я про голову. Что с ней?

– Джетлег, – опять съел зевок Виктор. – Сперва перестраивался под Токио, теперь перестраиваюсь обратно.

Виктор поставил бокалы. Плеснул коньяк. Но свой бокал не взял.

– Ты никогда не называешь его папой.

– Что? Токио? Или джетлег? – с неудовольствием уточнил Виктор: он понял, куда клонит Петр, и тема ему не нравилась.

– Бориса, – проигнорировал его нежелание разговаривать Петр. Ему самому поговорить хотелось как никогда – о Борисе.

Которого он, как оказывается, вовсе не знал. А Виктор – знает?

– Потому что он мне не папа. Он отчим. Это факт. Предпочитаю факты.

– Он всегда говорит о тебе – «мой сын». – Петр добавил: – С гордостью.

– Как он сам трактует события и факты и почему, пусть разбирается его психоаналитик.

– А ты строгий.

Виктор снова раздавил зевок:

– Извините.

– Нет-нет, зевай на здоровье. Понимаю прекрасно…

Он не успел сказать: …джетлег.

– Я тоже понимаю. Он вам спас жизнь. Я в курсе всех этих сантиментов.

– Это не сантименты. Это факты. Как раз как ты любишь.

– Считаете, он хороший человек? – вдруг спросил Виктор.

Петр поразился.

– Я сам себя об этом спрашиваю.

Месяц назад твердо бы ответил: да. Еще вчера твердо бы ответил: нет. А сейчас?

– Не знаю, – признался Петр. Опрокинул коньяк, чтобы не говорить.

Но Виктор все смотрел, все ждал ответа.

– Тебе факты нужны?

– Разумеется, – Виктор напрягся. Маленькие глазки блестели, лицо без подбородка заострилось, как мордочка ласки.

– Не знаю… Возможно, хороший… Да. Думаю, хороший.

Виктор зевнул так, что из глаза соскользнула слеза.

– Это – не факт.

– Сантименты, да. Ладно. Проехали.

Виктор пожал плечами.

– Ладно.

Петр встретился с его стеклянными глазами, челюсти опять были сведены зевком. Сжалился:

– Слушай, не надо меня развлекать. Иди лучше поспи.

Виктор сложил ладони, макнул лицом к коленям.

– Аригато. Поспать вряд ли выйдет. Но хотя бы приму горизонтальное положение. Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, как дома. Где здесь все нужное – знаете.

Петр кивнул. Бокал Виктора так и стоял на столе нетронутый.

– А в Токио-то ты что делал? – вслед крикнул Петр.

– Конференция, – раздалось из коридора.

– Емко.

Петр постоял. От скуки сунулся в новости. Полистал. Остановился.

– Блядь.

Тотчас набрал Бориса. Нет ответа. Голосовая почта.

Петр убрал телефон. Вышел из кабинета. Прошел мимо кривули на постаменте – оглядел ее, усмехнувшись: видимо, очередная покупка Веры. Остановился перед дверью в комнату, где жил, навещая родителей, Виктор. Поднял руку, чтобы постучать. Уснул тот уже? Петр осторожно постучал. Раздалось:

– Секундочку! Только обуюсь.

Петр не удержался от улыбки. Виктор не мог допустить того, чтобы его ноги – о ужас! – в носках увидел посторонний. Вот ведь педант.

Виктор открыл дверь.

– Простите. Пожалуйста, – впустил Петра. Тот невольно обвел глазами комнату: гостевая спальня. Но присутствие жильца неуловимо изменило ее. Стоял на столе лэптоп. Были разложены мелочи. Виктор взял со стола сложенную вдвое брошюру, протянул Петру:

– Извините. Просто медленно вникаю из-за джетлега. Вы могли ошибочно подумать, что я грубил.

– Что это?

– Вы же спросили – про конференцию в Токио. Программа.

– А. Очень интересно. Изучу, – лицемерно пообещал Петр, педантизм Виктора его иногда доставал; сунул брошюру в карман. – Я, собственно, что хотел сказать: ты не можешь попробовать позвонить папе? Борису, – поправился он. – Или маме.

– Прямо сейчас?