Каньон-а-Шарон

Надо мной он издевался или над самим собой?

Айзенштадт его не любил.

- Он мнит себя гением, - говорил он. - Гениальность, в сущности, такой же стереотип поведения, как все другие. Надо просто говорить противоположное тому, чего от тебя ждут. Сегодня одно, завтра другое - это неважно. Правда или ложь - тоже неважно. Иногда получается, иногда нет, а гениальность видна. Он сам про себя думает: последний гений.

- Почему бы тебе в таком случае не стать гением? - поддел я.

- Время гениев кончилось.

У меня есть они, воспоминания. Я помню тесные коридоры нашей поликлиники, где не хватает стульев для ожидающих очереди больных, и двух стариков, сидящих рядышком напротив двери.

- Когда-то были великие бойцы, ратоборы, - говорил Айзенштадт, - воины с львиными сердцами и руками Самсона. Теперь девочка может нажать кнопку - и сотни тысяч взлетят на воздух. Ратоборы стали не нужны - они и исчезли. Потом исчезли умельцы, которые блоху могли подковать, все эти пахари, пробующие на язык землю, резчики по камню и дереву, краснодеревщики, шорники, слесари. Где они? Где эти литейщики или гончары, от отца к сыну передающие секрет стали или глины? Они стали не нужны, вот и исчезли, как мамонты. Появились станки, автоматические линии, новые технологии, и место этих умельцев заняли мальчишки и девчонки, умеющие лишь нажимать кнопки. Прогрессисты кричали: правильно, отлично, прогресс! Потом исчезли врачи с гениальной интуицией, замечательные диагносты, не умеющие даже объяснить, как приходит к ним понимание больного, что-то получившие по наследству от своих учителей, исчезли - мы этого даже не заметили. Их давно заменили дорогой диагностической аппаратурой, методиками и компьютерными программами. Теперь пришло время исчезнуть гениям. Они не нужны, но исчезать им не хочется, выпендриваются.

Векслер кивал, соглашаясь, хоть потом всегда оказывалось, что он не согласен - ни с кем и никогда.

- Заметьте, Наум, все великие художники жили примерно в одно время, потом великих не стало лет на пятьсот, потом снова появилось сразу много, и снова все исчезли. Все великие писатели тоже жили в одно время, где-то от Гете до Чехова, и это было другое время. Так же с математиками, физиками и философами. У каждого времени свои гении. Но они всегда есть. Вы правы - они не нужны сегодня в науке. Значит, они в другом месте.

- Где?

- Не знаю. Может быть, в торговле или рекламе. Может быть - в чужих постелях. Я бы не удивился.

- Зачем же так... э-э... круто. Они там, где решается важнейший вопрос человечества. Науке сегодня до этого вопроса нет дела.

Векслер усмехнулся:

- "Важнейший вопрос человечества"! Где вы только набираетесь таких выражений, в которых при всем желании не отыщешь хоть каплю смысла.

9. Коммунист Векслер

Снова зазвонил телефон.

- С вами говорит Вадим Краснопольский, редактор сборника памяти Григория Соломоновича Векслера. Мы очень рассчитываем на вашу помощь в составлении биографии. Нам известно, что мать его похоронена в Нетании, но неизвестна дата ее смерти. Может быть, сохранились ее письма, какие-нибудь документы? Отец Григория Соломоновича был репрессирован, но нет сведений, как все это отразилось на...

- Берия все знал, - сказал я, - но Векслер был ему нужен.

- Это очень интересный момент. Григорий Соломонович, несомненно, ненавидел коммунистический режим, но ради науки шел на компромисс.

Я сказал:

- Он был коммунистом.

- Да, но потом он, как академик Сахаров...

- Он всегда был коммунистом, - повторил я, как будто это имело какое-то значение.

Однажды мы с Векслером поссорились из-за этого. Ира тогда нашла работу по специальности - читать лекции на курсах переподготовки. Обложилась книгами, сидела ночами, зубрила ивритские термины. В конторе на улице Рав Кук выделили учебный класс, он едва вмещал человек сорок студентов, к Ире словно молодость вернулась - приходила домой воодушевленная, садилась за свои справочники, не пожалела четыреста шекелей и купила книгу - какой-то малый уже опередил ее, издал пособие для таких курсов переподготовки, вполне добротную компиляцию из разных других пособий. Там на каждой станице были орфографические ошибки, зато вверху над чертой: "Международный центр..." и имя этого малого, а в тексте его фотографии со студентами курсов - он открыл их в разных городах.