Каньон-а-Шарон

— В самом деле, откуда? Наверно, бабушка ему сказала… У нас дома шаром покати, если у вас есть что-нибудь, захвати, пожалуйста, но так, чтоб на завтра осталось. Я Колю к Жанке и Фиме послала, может, у них что есть.

Мы с Гаем застали всех в сборе — Жанна с Фимой тоже сидели за столом, и, пока Дашка сооружала на кухне закуски, все заедали водку апельсинами. Я сунул спящего Гая Коле:

— Держи, папаша.

Володя, поднявшись и помедлив с застенчивой улыбкой, решил меня приобнять и привычно перехватил инициативу:

— Я рад вас видеть, Герман Львович… Как Ира Николаевна?…

Такой рослый красавец просто не мог не быть в центре внимания, и придраться было не к чему. На все вопросы он отвечал, что все прекрасно. На Гая не взглянул.

Я прошел к Дашке, выгрузил припасы.

— Примчались, — неодобрительно пробурчала она о друзьях. — Давно не виделись.

— Он ночует или нет?

— А я знаю?

— Зачем он приехал?

— Он скажет, зачем? Катька Овсянникова просила фотографии мне передать, они там свой театр открыли, Софокла поставили. Зачем-то, значит, приехал, не просто же так.

Жанна и Фима уже допрашивали, Володя отвечал: приехал повидать друзей, конечно, не за свой счет, от института, есть какой-то проект, вот и решил проехаться, очень интересная поездка получилась, живет в гостинице здесь, в Нетании, уже третий день, университет снял ему номер в «Короле Георге», был в Иерусалиме, был на Мертвом море и на Кинерете, ему очень нравится, не было минуты позвонить, в каждом городе друзья… Ничего не скрывал, но все переводил разговор:

— Да все нормально, расскажите, как вы тут.

Фиму не надо было долго упрашивать.

— Жить можно везде. Важно, какой ты человек. О себе я знаю, что нигде не пропаду. Меня на Северный полюс высади — я и там не пропаду. Как жил в Москве, так и здесь живу. Больше литра там не пил и здесь не выпью.

Володя понимающе кивал.

— Чем занимаешься?

— В основном по перевозкам мебели. Возможности неограниченные. Пока изучаю дело. Есть идеи.

— Идея простая, — сказала Жанна. — Бери больше, неси дальше. Или у тебя, извини, что перебила, какая-то другая?

— Есть, — туманно сказал Фима.

Жанна сказала:

— Ладно, подождем. А я, Володя, в основном по культурному обслуживанию населения. Есть такая миссия, понимаешь, нести культуру в массы. Ну, а куда еще ее девать? Несу.

Дашка, слыша все из кухни, поторопилась со своими закусками, чтобы заткнуть друзьям рты. Культурное обслуживание Жанны заключалось в том, что она выдавала видеокассеты в книжном магазине. До этого работала у квартирного маклера Шауля, и вот то ли накаркала со своими разговорами о сексуальности израильтян, то ли просто не повезло, — Шауль оказался как раз из таких, сатанел при виде миловидных российских женщин. Жанне пришлось уйти, она устроилась в книжный магазин, а поскольку книг никто не покупал, существовали они только видеопрокатом.

— Ладно, — сказала Дашка. — За тех, кто в море и за морем.

Володя сказал:

— Давайте выпьем, как водится, за хозяйку дома.

— Умный человек, — заметил Коля. — Хоть бы раз в чем-нибудь ошибся.

Я видел, что Дашке трудно. Она была, как пожарник, когда огонь подбирается с разных сторон и все может вспыхнуть факелом в любой миг.

— Я так поняла, что ты, Коля, не возражаешь за меня выпить. Поехали.

Жанна, женщина маленькая и изящная, опьянела раньше, чем поставила свой фужер.

— Приходят массы, — распахнув руки, Жанна показала, сколько их. — За культурой. Тянутся к ней. Стесняются, естественно. Мне, ну, говорит, эротику. Понимаете, говорит, это не для меня. Чего ж не понять. Вам, говорю, эротику или порно? Ну, порно. Жесткое или мягкое? Жесткое — это как? Это все на ваших глазах. А мягкое? Немного меньше. Меньше чего?

Она сделала паузу. Никто не засмеялся.

— Меньше чего? — спросил Коля.

— Нужно хватать язык, — сказал Фима, обращаясь к Володе. — Я сейчас сосредоточился на языке.

— Коля, я не поняла твоего вопроса.

— Отстань от него, — сказала Дашка. — И не кури при ребенке.

— Без языка — никуда. Ни на работу, ни…

— …в задницу, — подсказала Жанна.

Коля стал снова разливать по фужерам. Дашка вытаращилась, но смолчала. Подошла к кроватке Гая. Володя тоже подошел и, кажется, впервые взглянул на малыша:

— Какой герой! Дашка, а ты чем занимаешься?

Она не ответила.

— Я слышал, здесь Михаил Козаков, — сказал он.

Мы не уследили, как Фима начал доказывать Коле:

— …немедленно! Все, что просят, отдать, лишь бы мир! Россия прочухается снова вооружит, при теперешнем-то оружии нас в пять минут с лица земли сотрут! Никогда не думал, что евреи — такие! Этот, как его, Гольдберг. Врач, образованный человек, хватает автомат и стреляет в безоружных стариков!

— Гольдштейн.

— Это не сумасшедший?!

— Как же можно землю в обмен на мир отдавать, если любой сумасшедший может этот мир отменить одним выстрелом?

— Так надо было создавать такую страну?

— По-твоему — не надо?

— Твоя жена полы моет! — закричал Фима.

Коля побледнел оттого, что Володя это услышал.

— Но моет полы в своем государстве, — сказал он. — Каждый народ должен жить в своем государстве!

— По-твоему, евреям нельзя жить в России?