От материка этот огромный массив суши отделял широкий пролив. В четырех больших гаванях постоянно мелькали то длинные и острые боевые «рамарэны», чем-то похожие на давших им название рыб, то приземистые торговые «каракатицы». Между ними сновали стайки однопарусных барков. Над скалистой частью острова возвышался дворец, грозно смотревший в море орудийными башнями. Дула пушек скалились и с укреплений вдоль всего побережья, напоминая пиратам и прочим недругам о том, что на легкую добычу рассчитывать не придется. Но город не был тесным нагромождением камня, в его стенах хватало места даже для парков и личных садов жителей.
А на каждой высокой точке, будь то декоративный шпиль или укрепление, красовался кристалл-накопитель. И в случае крайней опасности правительница могла опустить на свой остров защитный силовой купол.
Вот только купол, к сожалению, не мог уберечь ее от угроз, исходящих изнутри.
Стража дворцового комплекса пропустила Кхайнэ без лишних вопросов. Вытащенный из-под рубашки кулон на цепочке — золотое колесо с восемью спицами и тремя мелкими самоцветами в центре — работал здесь безотказно. Кхаэлю приветственно кивали, он кивал в ответ, не утруждая себя попытками вспомнить, знает он этого человека лично или нет. Главное, что они знают подвеску. Этого достаточно.
Вот за поворотом показалась улочка гвардейских мастеровых. В нос ударили резкие запахи: кожи, металла, кислот, красителей и тому подобного. Кхайнэ даже не поморщился — кровь и кишки некоторых тварей порой воняют хуже. Не задерживаясь, он шел в самый конец улицы, на звук давно и хорошо знакомого молота.
Как всегда, присел на выставленный возле открытой двери кузни чурбак, не став отвлекать мастера от работы. С одного бока припекало солнце, с другого поджаривал ровно пылающий горн. Кузнец не любил подмастерьев и предпочел вместо того, чтобы постоянно орать на «криворуких охламонов», немного раскинуть мозгами и продумать автоматическую систему подачи воздуха. Эйранес закрыла глаза на непредвиденные расходы и запросы кузнеца, когда его клинки стали в несколько раз прочнее и гибче. И, скорее всего, требованию Хранителя она не обрадуется.
Но Кхайнэ так или иначе все равно собирался его высказать.
Мерный звон молота стих, раздалось шипение воды в бочке. Кхаэль поднялся и замаячил в дверном проеме.
— А, Кошак! — мастер отложил работу остывать, снял рабочий фартук и вышел навстречу. — Заходи. Зачем явился?
— За тобой, — без обиняков отрубил Кот.
— Здрасте, — уставился на него мастер. — С чего бы это?
— Семь вероятностей, — коротко и четко ответил Кхайнэ. — Три из них — взрыв здешнего Источника. В четырех других он гаснет сам в ближайшее время. Тан-эйр Эльхар, соответственно, сразу же начнет наступление, как только оборона острова рухнет. И ты для меня важнее, чем весь этот кусок суши с его населением, поэтому сворачивайся. Я не буду ждать, пока его взорвет кто-то чужой.
— Етить твою мать… — пробурчал себе под нос Димхольд. — Погодь. Пошли в дом. Здесь шастают всякие, не дай Стихии услышат.
Он на минуту скрылся в глубине кузни, чем-то загремел, притушил горн и появился снова.
— Поди голодный? — буднично спросил он, делая вид, что никаких намеков только что не звучало.
— Нет, мне некогда. Чая хватит, и то…
— Ладно, сбор найду.
Скромный, но аккуратный дом притулился тут же. Когда-то он был белым, но неизбежные сажа и копоть перекрасили стены в навечно въевшийся серый цвет — обычная чистка и побелка уже не помогут, а магической хозяин не занимался.
Время и дар Кота превратили Димхольда Райегара из вихрастого мальчишки в неподвластного времени взрослого мужчину-кхаэля, зыркавшего на людей красновато-карими глазами, желтый отблеск в которых обычно списывали на свет пламени в горне. Массивный, казавшийся с виду тяжелым и неповоротливым великан двигался неожиданно легко и плавно, с точной лаконичностью хищника.
Дар изменил его почти до неузнаваемости, но помог хорошо влиться в ряды кузнецов-оружейников. Ни Кхайнэ, ни сам Димхольд не жалели о предложении, прозвучавшем после ухода из той глухой деревушки и навсегда изменившем жизнь кузнецова сына. Без малого пятьдесят лет Дим кочевал из страны в страну, оседая там, где старшему другу, учителю и мастеру требовались не вызывающие подозрений глаза и уши, а то и руки артефактора-оружейника. Многие, приходя с заказом, остаются поболтать — знай слушай да вовремя поддакивай. Кто же заподозрит, что простой, как сапог, кузнец все слухи и сплетни потом пересказывает другу не первый десяток лет.
Димхольд видел его всяким — веселым и домашним на отдыхе между рейдами, сумрачно-злым после кровавых зачисток, а то и разорванным почти на куски в луже собственной крови. Видел, как Кхайнериар терял разум, превращаясь или в блаженного тихого дурачка или в зверя, живущего лишь инстинктами. Зашивал и выхаживал напару с Айфиром, если требовалось. Ни одна баба из тех, с которыми спит мастер, этой сети шрамов не видит — он мороки грамотно вешает.
Вот чего он щас опять смурной сидит?
Не иначе, задница, в которой он один за всех барахтается, стала еще глубже.