Каноническое право: пути служения. Сравнительно-правовые очерки

Опять же, в свете сказанного выше, не следует понимать приведенный в Положении о монастырях и в Кодексе перечень как исчерпывающий – в силу буквального смысла ст. 6.1 Положения он не носит исчерпывающего характера (на что указывает оговорка «в частности»), равным образом Кодекс предоставляет настоятелю право потребовать от кандидата иных сведений, как предусмотренных собственным правом института, так и других, даже с обязательством хранить их в тайне[340].

Отметим только еще один важнейший аспект, который традиционно рассматривается в свете препятствий, – добровольность принятия решения о монашестве (посвященной жизни). В истории было достаточно примеров насильственного, принудительного пострижения в монахи, в том числе по политическим мотивам, равно как и обещания родителей, направленные на пострижение детей в монахи. Однако эта практика не имеет канонических оснований, напротив, в каноническом праве со времени Квинисекста утвердилось правило, в соответствии с которым в монахи может быть принят только человек, дающий твердый обет, происходящий от ведения и рассуждения[341], что уже по самой природе своей предполагает добровольность принятого решения. Аналогичен подход католической традиции, которая рассматривает вступление в новициат либо принесение монашеских обетов под влиянием страха или обмана, а также принуждения в качестве оснований недействительности соответственно приема в новициат или самих обетов; причем такие последствия наступают и в том случае, когда настоятель принял эти обеты по тем же мотивам[342].

3.3. Монастырь в каноническом праве

Каноническому праву не известно монашество вне монастыря – не в смысле невозможности физического нахождения вне стен монастыря, но в смысле невозможности монашеского служения без принадлежности к канонически признанному институту такого служения. По этой причине возникает необходимость канонического регулирования статуса монастырей и иных институтов посвященной жизни. Такое регулирование носит достаточно ограниченный характер, поскольку по природе своей общество посвященной жизни выражает не волю компетентной церковной власти, но следование евангельским советам в традиции харизмы своего основателя, которая в том числе может принимать и форму преимущественно или всецело духовно-созерцательного служения, что принципиально невозможно канонически урегулировать. Отсюда и знаменитое «в чужой монастырь со своим уставом не ходят».

Указанные обстоятельства определяют тот круг предметов регулирования статуса монастырей, который принципиально достижим методами канонического права и который гораздо уже, чем регулирование иных вопросов церковно-организационного характера, таких как иерархия, церковная власть и другие. Тем самым в силу объективных причин поддерживается тот подход к регулированию канонического статуса монастырей, который проявил себя еще в древнем праве, которое уделяло этому вопросу внимание лишь постольку, поскольку это было необходимо для охранения общецерковного мира.

Логика построения данной главы обусловлена тем, что монастыри существуют как в католической, так и в православной традиции, в то время как другие институты посвященной жизни – это отличительная черта католической традиции. Соответственно этому мы вначале остановимся на каноническом статусе собственно монастырей, сравнив таковой в обеих традициях, а впоследствии отдельно скажем об институтах посвященной жизни в каноническом праве Римско-Католической Церкви.

3.3.1. Православная традиция

Канонический статус монастыря . В свете канонического статуса монастыря в православной традиции имеет значение, прежде всего, деление монастырей на епархиальные и ставропигиальные. Разница состоит в том, что епархиальный монастырь подчинен юрисдикции соответствующего епископа, на территории епархии которого он расположен, в то время как ставропигиальный монастырь подчинен юрисдикции патриарха. Название связано с тем, что термин «ставропигия» означал водружение креста при основании монастыря патриархом. Такое положение дел известно в православной традиции уже достаточно давно – с XVII века[343], до того известны были только епархиальные монастыри, что соответствовало традиции права Древней Церкви, которое, как уже указывалось, допускало воздвижение монастыря и управление его имуществом исключительно с согласия епископа[344]. В Русской Православной Церкви исторически – в синодальную эпоху – ставропигиальными назывались монастыри, находившиеся в ведении Синода, а не епархиальных архиереев.

Показательно, что в настоящее время, согласно Уставу Русской Православной Церкви, решение вопроса об открытии епархиальных монастырей также принадлежит Патриарху, а в соответствии с Положением о монастырях ему же принадлежит право общего надзора в отношении епархиальных монастырей, в то время как по Уставу Русской Православной Церкви «высшее начальственное наблюдение» остается в ведении епархиального архиерея.