Кант. Биография

То, что своеобразный умеренный метафизический и методологический скептицизм характеризовал для Канта подготовительный этап для его собственной критической философии, можно также увидеть из некоторых из его частых описаний хода развития метафизики, которые в определенном смысле являются на деле полуавтобиографическими отчетами о его собственном развитии. Так, он утверждал, что «первый шаг в вопросах чистого разума, характеризующий детский возраст его, есть догматизм. <…> Второй шаг есть скептицизм; он свидетельствует об осмотрительности способности суждения, проходящей школу опыта» (А76ЩВ789), в то время как третий шаг есть его собственная критическая философия. В предисловии к первой «Критике» он утверждает, что господство метафизики было вначале «догматическим» и «деспотическим», что внутренние споры, а также «скептики – своего рода кочевники» часто бросали вызов этому господству и что «в новое время» Локк пытался положить конец спорам между разными формами догматизма и скептицизма, но тщетно:

В настоящее время, когда (по убеждению многих) безуспешно испробованы все пути, в науке господствует отвращение и полный индифферентизм – мать Хаоса и Ночи, однако в то же время заложено начало или по крайней мере появились проблески близкого преобразования и прояснения наук, после того как эти науки из-за дурно приложенных усилий сделались темными, запутанными и непригодными[732].

Этот индифферентизм был для Канта результатом не «легко – мыслия, а зрелой способности суждения нашего века, который не намерен больше ограничиваться мнимым знанием» (Axi)[733]. Он считал, что это предвестник перемен к лучшему, необходимая прелюдия к «суду» «критики чистого разума» (Axii). Кант достиг стадии индифферентизма по меньшей мере к 1768 году.

Впрочем, было бы неверно ограничивать этот «индифферентизм» или «методический скептицизм» только последним этапом развития Канта в 1755–1768 годах. Скептическая сдержанность и уважение к скептической традиции (и древней, и современной), кажется, с самого начала играли значительную роль в мысли Канта. Так, он отмечает в одном из самых ранних размышлений (примерно датируемом 1752–1756 годами), что разница во мнениях порождает скептицизм; и он с очевидным одобрением говорит о «разумном пирронизме», основной принцип которого гласит: «там, где правила благоразумия не требуют поступать в соответствии с определенными правилами, следует удерживаться от решительного суждения, покуда наличествуют ясные возражения»[734]. Метафизика и этика должны выполнять требования этого базового принципа, и мы можем предположить, что Кант сам это принимал.

Эта пирроническая максима – что отложить суждение целесообразно – остается для Канта важной, как показывают конспекты лекций, которые сделал Гердер, будучи студентом. Там мы находим следующие наблюдения:

Пиррон, человек действительно высоких достоинств, основал секту, чтобы идти другой дорогой, все сокрушить. Пиррон [утверждал], что универсальные догматы (кроме догматов математики) недостоверны. Его последователи пошли дальше. Сократ, кажется, был своего рода пирронистом. То достоверное, что делает счастливым, следует принять. Он был практическим философом[735].