Кант. Биография

В записях университетского сената за зимний семестр 1796/97 года обнаруживается следующая запись: «Иммануил Кант, Старший ординарный профессор логики и метафизики факультета философии: „я не читал лекций из-за возраста и недомогания“». Запись за лето 1797 года гласила: «не мог читать лекции из-за возраста и слабости», а за зиму 1797–1798 годов: «не читал лекции из-за возраста и болезни»[1508]. Эти заметки, написанные самим Кантом, показывают – по крайней мере косвенно, – что он больше не мог преподавать начиная с лета 1796 года, когда ему пришлось прекратить свои лекции. Это был тот самый период, когда Яхман заметил у него первые признаки умственной слабости. В тот год Кант также должен был исполнять обязанности ректора университета, однако отказался[1509].

Его повседневная жизнь шла своим чередом – вероятно, даже более размеренно, чем когда-либо. Больше не обязанный читать лекции, не посещая ни одного заседания университетского сената, Кант жил теперь гораздо более замкнуто, чем когда-либо прежде. Он по-прежнему вставал в пять утра, пил чай, курил трубку, «а затем садился за рабочий стол и сидел за ним почти до часа дня». Если верить его собственным жалобам, он не мог работать все это время, так как долгое интеллектуальное напряжение давалось ему с трудом. После работы он переодевался к обеду. Обед длился с часа до трех, часто дольше, обычно он приглашал двоих гостей. Сразу после обеда Кант отправлялся на ежедневную часовую прогулку. В плохую погоду его сопровождал слуга Лампе. Вернувшись, Кант занимался домашними делами, читал газеты и журналы. Прежде чем лечь спать в десять вечера, он размышлял о своих трудах, делая заметки на клочках бумаги[1510].

Большинство его друзей либо умерли, либо вот-вот умрут. 23 апреля 1796 года Гиппель, один из самых частых его гостей на обеде и самый близкий и яркий из оставшихся в живых друзей, внезапно скончался после непродолжительной болезни[1511]. Ему было всего пятьдесят пять лет. Его смерть вызвала ряд вопросов. Он был весьма уважаемым общественным деятелем, но у него было две жизни, а знали только об одной. Почти никто не знал, что он опубликовал огромное количество книг анонимно. Он признался лишь некоторым своим друзьям, что был автором некоторых из этих книг. Только Шеффнер знал их все. Подозрения, конечно, были. Так, Гаман иногда был близок в своих догадках, да и другие тоже. Шеффнеру часто приходилось лгать, и он чувствовал себя скомпрометированным. Некоторые из книг Гиппеля имели большой успех во всей Германии. Он был бы знаменит, если бы признал свое авторство, но он этого не сделал. Одной из причин, вероятно, было то, что он боялся скомпрометировать свою карьеру высокого правительственного чиновника, если бы король и его министры в Берлине знали, что он страдает от «демонической поэзии» и не тратит все силы на служение правительству[1512].

Гиппель не смог избавиться от «хаоса бумаг», составлявшего его литературное наследие. Там были сотни страниц с заметками, наблюдениями и цитатами, компрометирующими обрывками информации и нелестными набросками о характерах его друзей[1513]. Друзья рассердились, сочтя, что эти бумаги ставили под сомнение характер Гиппеля. Он оставил большую по тем временам сумму в 140000 талеров. Как это можно объяснить, если не алчностью?[1514] Его скрытная натура и литературная эксплуатация дружбы перешли все границы с точки зрения почти всех его друзей.

Как если бы этого было недостаточно, обнаружилось и то, что он был большим гедонистом (Wohllüstling) и участвовал в разного рода сексуальных эскападах. Например, он нередко заставлял слуг бить его мокрыми полотенцами[1515]. Шеффнер, чьи «непристойные» стихи еще не канули в лету, счел необходимым отгородиться от Гиппеля, объясняя, почему он ничего не подозревал о сексуальных наклонностях Гиппеля или других его недостатках. Он, то есть Шеффнер, жил далеко, ничего не знал о его молодости и смотрел на него исключительно как на начальника. Со своей стороны, Гиппель сделал все, чтобы замести любые следы, которые могли бы позволить Шеффнеру сделать выводы о «его образе мыслей и действий». Он не был самолюбив и едва ли когда-либо выказывал свои недостатки. «Я никогда не находил в его доме никаких свидетельств его склонности удовлетворять свои половые потребности»[1516]. То, что Гиппель не мог быть его другом «в том смысле, в каком он уверял меня в своей дружбе, стало ясно только после того, как я увидел доказательства после его смерти и мне рассказали другие»[1517]. Гиппель разочаровал своих друзей. Он был меркантильным, лживым, скупым и помешанным на сексе[1518]. Усугубляло эти недостатки в глазах многих друзей то, что он так долго успешно скрывал их.