Кант. Биография

Эта работа показывает Канта на вершине его спекулятивных сил, но во многих отношениях она представляет собой возврат к пятидесятым годам. На нее повлияли Essai de Cosmologie (1750) и Examen philosophique (1758) Мопертюи. Заметно также влияние Эйлера. В основном она состоит из критики Вольфа и Крузия, а также предлагает важные изменения в метафизику Баумгартена. Кант также высоко отзывается об Abhandlungen von den vornehmsten Wahrheiten der natürlichen Religion («Рассуждения о важнейших истинах естественной религии», 1754) Германа Самуила Реймаруса (1684–1768) и об Уильяме Дереме (1657–1735), который уже упоминался во «Всеобщей истории». Форлендер не так уж и ошибался, рассматривая «Единственно возможное основание» как последнюю работу «натурфилософского» периода Канта. Даже если можно усомниться, что был такой «период» в жизни Канта, эта работа, несомненно, продолжает исследовать давно занимавшие Канта вопросы, а не представляет собой начало чего-то нового.

Учитывая столь явную критику Крузия, магистр Вейман не мог не ответить на «Единственно возможное основание». Так он и поступил, причем довольно скоро. 14 января 1764 года он опубликовал «Сомнения относительно единственно возможного основания господина Канта для доказательства бытия Бога». Он обвиняет Канта в том, что тот не понял Крузия и не смог привести аргументы против атеизма. В качестве примера нескромности Веймана достаточно, пожалуй, привести следующие два отрывка:

Вы несколько пренебрежительно говорите о логической плавильне, в которой очищаются понятия. Этот жар должен в годы учения испытать каждый философ. Вот причина, по которой в философском мире так мало основательных мыслителей. Ибо страх перед этой плавильней держит большинство на расстоянии, и чтобы называть, несмотря на это, себя философами, они прикрывают истинную философию маской изящества (Galanterie)[579].

Кроме того,

Вы защищаете учение идеалистов, ибо они тоже полагают мир в некотором «где-то» (Irgendwo), но только в мыслительном где-то, подобно тому как, смотря на сад через оптическую коробку, мы приписываем его существованию ту форму (Gestalt), которую мы в этой коробке видим[580].

Таким образом, Канта обвиняли в том, что он идеалист, уже в 1763 году, почти на 20 лет раньше, чем это стали делать повсеместно.

Реакция за пределами Кёнигсберга была более благосклонной. Рейзевиц положительно отозвался о книге во влиятельных Briefe die neueste Literatur betreffend[581]. Эта рецензия сделала имя Канта хорошо известным во всей Германии. Самым главным для Канта, однако, было то, что она сделала ему имя в Берлине. Самуил Крикенде, который учился в Кёнигсберге, а затем уехал в Берлин, написал Шеффнеру в ноябре 1764 года:

Магистр Кант завоевал здесь [в Берлине] необычайное доверие. Зак и Шпалдинг спели ему настоящий панегирик и назвали тончайшим философским умом, обладающим даром излагать наиболее абстрактные истины самым простым образом и делать их ясными для всех. Магистр Вейман – это нелепость в глазах всех, кто разбирается в предмете, и даже если он будет строчить еще две жизни подряд, ничего не изменится. Скоро в Кёнигсберге на университетском небосводе увидят знамения и чудеса. и метеорьры[582].

По правде сказать, предсказание Крикенде было преждевременным.