— Лори, — говорит Рамола, — перед тем как замотать руку полотенцем, я очистила рану водой с жидким мылом. Ее нужно еще раз обработать повидоном.
Склонившись над тележкой с расходными материалами, доктор Билизерян отвечает: «Мы почистим и обработаем рану, Натали. Вам раньше делали прививку против бешенства, доконтактную или послеконтактную?»
Натали трясет головой: «Нет, ни разу». Правая нога нервно покачивается, ступня постукивает по табуретке-стремянке, стоящей под процедурным столом.
— Закатайте ей рукав, освободите плечо для укола, доктор. Итак, Натали, первый укол — это иммуноглобулин против бешенства, он тормозит вирус, не позволяя ему атаковать нервную систему, пока в нее не проникнет вакцина и не поможет организму выработать свои собственные антитела. И глобулин, и вакцина безопасны для вас и вашего ребенка.
— А-а, ну хорошо. Отлично. Я… Спасибо, доктор. Пардон, э-э… Лори. — Натали смотрит на Рамолу, переводит взгляд на свой живот, потом на дергающуюся ногу.
Рамола думает, что подруге теперь, должно быть, стало стыдно за свои слова о том, что ей нет дела, безопасна ли вакцина для ребенка. Рамоле хочется выкрикнуть «нет!», схватить Натали за плечи и втемяшить, что кому-кому, а ей не пристало ни за что извиняться, особенно после всего с ней случившегося.
В кабинке напротив с другой стороны прохода медик со шприцем, зажатым в руке, пытается свободной рукой усмирить тщедушного пожилого мужчину. Бежевая оксфордская рубашка и веснушчатая шея мужчины покрыты пятнышками крови. Он вопит «не надо!» Когда мужчина проигрывает рукопашную схватку, крики превращаются в сдавленное мяуканье. То ли по интуиции, то ли опять закусил удила этот подлый враг, страх, однако Рамола впервые за сегодняшний день думает, что время упущено, Натали уже никто не поможет и через несколько часов ее не станет.
Доктор Билизерян предупреждает: «Сейчас будет больно. Прошу прощения, но укол наиболее эффективен, когда его делают непосредственно рядом с раной. Постарайтесь как можно больше расслабить руку».
Лори смазывает успевшие покрыться корочкой ранки от зубов йодом, отчего предплечье Натали приобретает медно-коричневый оттенок. Рамола вместо руки в перчатке подставляет Натали локтевой сгиб. Взявшись за него, Натали отворачивается, чтобы не смотреть, как врач вставляет иглу шприца и вводит глобулин в трех точках. Натали сжимает руку Рамолы при каждом уколе, но иначе никак не реагирует и лишь после окончания процедуры делает глубокий, шумный выдох.
Врач накладывает на рану марлевый тампон.
— Первую часть мы закончили. Вы вели себя молодцом, Натали.
Подруга отпускает руку Рамолы, похлопывает себя по животу и еще раз глубоко вздыхает.
Доктор Билизерян смазывает плечо Натали ваткой со спиртом и готовит второй укол.
— Теперь вакцина. Этот укол не очень болезненный. Обещаю. Похоже на прививку от гриппа.
— А-а, их я люблю больше всего, — наполовину смеется, наполовину хнычет Натали, не теряя озорной улыбки.
Она уже не выглядит такой безучастной и потерявшей надежду. Рамола никогда еще так не гордилась подругой и в то же время не жалела ее с такой пронзительной остротой.
— Правда? Хоть каждый день на процедуры, — говорит врач. — Вот и все.
Рамола меняется местами с Лори, поправляет марлевый тампон и обматывает руку бинтом. Ей хочется спросить о степени эффективности этой терапии в период вспышки. Во многих ли случаях удалось успешно предотвратить развитие вирусной инфекции у зараженных пациентов? Однако задавать такой вопрос в присутствии Натали не годится. Пока не годится. Рамола всегда считала, что врачи не должны скрывать информацию от пациентов, в ее случае — от родителей больных детей, каким бы серьезным ни был прогноз и неудобным разговор. Постепенное погружение Рамолы в бездну отчаяния буквально можно измерить лотлинем — возможно, от дурных новостей требуется оберегать вовсе не Натали.
Доктор Билизерян снимает перчатки, достает карманную рацию и просит санитара привезти инвалидную коляску.
— Коляска мне не нужна, — возражает Натали. — Я сама могу ходить.